Сэппуку: непостижимая эстетика смерти

​

В японской культуре есть немало вещей, которые для европейцев кажутся странными, эксцентричными и даже пугающими. Это так. Но, пожалуй, именно харакири (сэппуку) в течение веков неизменно привлекает болезненный интерес со стороны других наций. Следует пояснить, что в японском языке одни и те же иероглифы могут читаться двояко: и как «харакири», и как «сэппуку». Однако в Японии сложились свои предпочтения в терминологии. Сами японцы склонны читать иероглифы как «сэппуку», когда речь идет именно о ритуальном самоубийстве, совершенном в соответствии с вековыми традициями. В других случаях, даже когда речь идет о самоубийстве, совершенном пускай теми же видами холодного оружия и теми же способами, но без соблюдения остальных правил древнего ритуала, японцы предпочитают термин «харакири». Это же прочтение употребляют и в переносном смысле, когда речь идет о самоубийственной тактике некоторых экстремистов, некорректных сравнениях и пр.

Что же до российской действительности, то у нас почему-то прижился термин «харакири». Во всяком случае, в нашей словесности он явно популярнее «сэппуку». Но не потому, что этот термин правильнее отражает смысл ритуального самоубийства − большинство россиян имеют весьма путанные и примитивные представления о японском феномене, а только в силу сложившихся обстоятельств, и, скорее всего − из-за того, что само слово «харакири» по-русски звучит благозвучнее, выразительнее и благороднее.

1. КРАТКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС
​

Японский народ в течение тысячелетий был изолирован от внешнего мира. Но не только потому, что этому способствовало их географическое положение островного государства. И не потому, что от них отгораживались другие народы. Вовсе нет: японцы сознательно самоизолировались от влияния культур соседних государств. Нарушение этого правила каралось смертью даже в отношении простых рыбаков, которых штормом уносило в Корею или Китай.
Хотя, и это несомненно, китайская культура оказала значительное влияние на культуру Японии − у них много общего в религии, в письменности, в искусстве, в традициях. Однако развитие Японии тысячелетия шло по своему собственному пути. И именно долгая изоляция Япония привела к тому, что ее культура развивалась обособленно, самобытно и неповторимо, часто вырабатывая исключительно своеобразные и только ей присущие черты. Видимо, поэтому Япония уникальная и ни на кого не похожая страна.
И именно в этом состоят причины, по которым ее не понимают представители других культур, и в первую очередь − западных. Поэтому они восхищаются национальными достояниями страны Восходящего Солнца, такими как кимоно, бонсай, сумо или каратэ, но совершенно не понимают причин, по которым самураи совершают самоубийства. Поэтому сэппуку представляется им диким, варварским и жестоким пережитком, дошедшим из мрачной глубины веков. И уж вовсе впадают в прострацию, когда, например, узнают, что японцы низшего, несамурайского звания, считали за большую честь принять смерть от настоящего самурая, когда одним ударом меча тот сносил крестьянину или рыбаку голову.

В действительности же, варварских пережитков в культуре Японии не больше, чем в культуре любой другой страны. Однако понять все эти особенности и парадоксы не так-то просто: для этого нужно знать историю Японии, ее культуру, ее национальные традиции и ее национальный характер. Не утруждая же себя такими знаниями, никогда не понять ни самих самураев, ни тем более эстетики смерти по-японски.

Сам феномен ритуальных самоубийств возник очень давно: около двух тысячелетий назад похожие языческие обряды практиковались не только на Японских или Курильских и островах, но также в Маньчжурии и Монголии. Древние предки самураев вели долгие и ожесточенные войны с племенами айну, населявшими в те времена Японские острова, и позаимствовали у них не только сам кровавый обычай, но и генетически впитали их воинственный дух: часть тех непокорных племен была истреблена, а часть ассимилирована японцами.
Первоначально ритуальный обряд практиковали только в одном значении − как самоубийства, совершаемые по своей воле. Этот ритуал был известен уже в начале первого тысячелетия нашей эры. И только много веков спустя возникает и становится традиционным похожий ритуал, совершаемый по приказу.

Исторически, самоубийства по своей воле старше своих аналогов по приказу по крайней мере на 10 веков. И только где-то с XVI века обряд, совершаемый по приказу вышестоящих властей, получает широкое распространение в среде военной аристократии. Необходимо пояснить, что для военного сословия самураев таковой властью обладали как непосредственные или вышестоящие в их военной иерархии начальники − вплоть до даймё (что-то вроде владетельного феодала или князя, если проводить аналогию со Средневековой Европой или Древней Русью) и сёгуна (военный правитель страны), так и их собственные семьи и кланы.

Такой же властью пользовался и глава любой самурайской семьи по отношению к другим ее членам, включая совместно проживающих родственников, жену, наложниц, детей и слуг. И для того, чтобы лишить жизни кого-то из нерадивых или допустивших какую-то оплошность домочадцев, тому не требовалось никаких разрешений со стороны начальства: вопрос жизни и смерти любого человека из его семьи всецело находился во власти главы дома.

В отличие от причин «добровольно-принудительного» характера самоубийств по приказу, причины, по которым совершался добровольный уход из жизни, были более разнообразны: из-за отчаяния, несправедливости, в знак протеста, в знак солидарности, вослед какого-нибудь трагического события или смерти императора, другого важного самурая и пр. Другими словами, сэппуку было универсальным средством для выхода из любого затруднительного положения в жизни самурая, его семьи или всего его клана в целом. Но и в том, и в другом случае, жизнь самурая в его собственных глазах для него ничего не стоила и ничего не значила:

Жизнь − всего лишь сон бабочки.

Случалось, что доходило и до абсурда. Например, сохранилось описание инцидента, когда два самурая начали спорить между собой из-за того, что их мечи случайно задели друг друга, когда они проходили по узкой дворцовой лестнице. Недолгий спор закончился тем, что оба сделали сэппуку.

Самоубийства, совершаемые и по приказу, и по своей воле, если так можно выразиться, «технически» были очень похожи. И в том, и в другом случае они совершалось путем вспарывания себе живота. Почему именно живота? На этот счет есть несколько причин. Но сначала необходимо пояснить, что иероглиф «хара» означает не только «живот», но и другие понятия: «душа», «намерения», «тайные мысли». (Иероглиф «кири» означает «резать».)

Итак, во-первых, ритуальное самоубийство являлось по своей сути не только почетной, но и исключительной привилегией, на которую могли претендовать только члены самурайских семей. Такая привилегия предоставлялась в случае совершения самураем каких-либо преступлений, проступков или неподобающего поведения, и которые были несовместимы с их кодексом чести − Бусидо. Этот свод правил и законов уникален. Ни в одной другой стране, ни в одной из военных присяг и ни в одном из военных уставов нет таких положений:
Бусидо − путь воина − означает смерть. Когда для выбора имеются два пути, выбирай тот, который ведет к смерти. Не рассуждай! Направь мысль на путь, который ты предпочел, и иди.

Невольно напрашивается вопрос: «Почему я должен умирать, когда это невыгодно? Почему я должен платить жизнью за ничто?»
Это обычные рассуждения себялюбивых людей. Когда надлежит сделать выбор, не позволяй мыслям о выгоде колебать твой ум. Принимая во внимание, что все мы предпочитаем лучше жить, чем умереть, это предпочтение определяет и наш выбор.
Думай об ожидающем тебя бесчестии, когда ты, стремясь к выгоде, вдруг ошибешься. Подумай о жалкой участи человека, который не добился цели и продолжает жить.

Когда ты потерпел фиаско в своих намерениях и расплачиваешься за свою неосмотрительность смертью − значит, твоя жизнь проведена бесцельно; но помни, что твоя смерть не роняет твоего достоинства. Смерть не бесчестит…

Дело усугублялось также и тем, что такие традиционные для других стран наказания, как лишение свободы, в Японии не практиковались даже по отношению к низшим сословиям. Поэтому не было и тюрем как таковых: застенки при замках правителей самурайских кланов использовались только как место предварительного заключения в ожидании приговора. За очень редкими исключениями, всех узников таких тюрем ждала смертная казнь − и им это было хорошо известно. Отсрочка же с исполнением приговора была связана всего лишь с бюрократическими проволочками − и не более того.

В общем-то, в Японии было всего два вида наказания: за самые незначительные нарушения виновный подвергался телесным наказаниям, за все остальные правонарушения была предусмотрена только одна мера − смертная казнь. Однако телесные наказания в отношении самураев были запрещены законом, а казнь для них считалась несмываемым позором. И потому у них оставался только один достойный выход − ритуальное самоубийство.

Как правило, в случае совершения такого ритуала, семья самурая не лишалась имущества и доходов, а самоубийца не только заслуживал почетного погребения, но и выглядел оправданным в глазах своей семьи и в глазах потомков. Часто такая мера носила превентивный характер − чтобы упредить принуждение к смерти со стороны своих родственников, своего клана или более высоких инстанций.
Тем не менее, известно немало случаев, когда сэппуку все же влекло за собой конфискацию имущества. Однако лишение имущества, с точки зрения самих самураев, было всего лишь несчастьем, а не позором.

Во-вторых, сэппуку являлось достаточной демонстрацией раскаяния в совершенном проступке или преступлении. Ведь вскрытие живота имело и иной, символический смысл: обнажение своей души с целью показать, что у самурая нет тайного умысла. Но это не всегда соответствовало действительному положению дел: с такой же легкостью сэппуку совершалось и в знак протеста, то есть − несогласия с обвинениями. Но в любом случае, это всегда являлось демонстрацией не только самурайского духа, но и чистоты своих помыслов перед богами и людьми.

В-третьих, самоубийство обычно избавляло семью самурая и от позора, и от возможных преследований со стороны властей. Что, несомненно, было очень важно не только для его семьи, но и для его клана в целом. Кроме того, любой самурай, прибегнувший к сэппуку, приобретал своеобразный ореол мужественности, прославлявший его самого, его семью и даже его далеких потомков.

В-четвертых, живот − весьма болезненное и чувствительное место в теле человека, и потому такой вид самоубийства требовал от самураев незаурядного мужества и выдержки. Поэтому самураи − и не без основания − считали себя самыми мужественными, самыми хладнокровными и волевыми людьми, и именно по этой причине они отдавали предпочтение столь мучительному виду смерти.

​

Проще говоря, сэппуку для самураев являлось не карой, а исключительной привилегией. И этой своей привилегией они не только охотно пользовались, но и всемерно гордились тем, что могут свободно распоряжаться своей жизнью. Сам же ритуальный обряд демонстрировал их несокрушимую силу духа, невиданную степень самообладания и поразительное для людей Запада презрение к смерти. Это настолько прочно вошло в их обиход, что сами самураи были всегда готовы к совершению ритуального самоубийства, и например, в военном походе для этой цели имели при себе белые кимоно. И именно эти моменты являются очень трудными для понимания людей других культур. Это настолько противоречит их моральным ценностям и убеждениям, что самих самураев такие люди считают фанатиками − и это в лучшем случае…

Как это ни парадоксально, но низшие сословия завидовали такой привилегии и нередко – и, как правило, хитростью − добивались того, чтобы им снесли голову самурайским мечом. Вряд ли нужно пояснять, что такие сословия о почетном ритуале не смели и мечтать, однако лишиться таким способом головы − в их понимании было весьма престижно.

Престиж военного сословия значительно поднимал и такой исторический факт: до XIX в. фамилии в Японии имели только самураи и некоторые другие представители высших сословий. Все прочие обходились именами и прозвищами, которые, как правило, происходили от рода их занятий: садовник, носильщик, рыбак, гончар и т. п.

2. ПОСЛЕДНИЙ ДОВОД САМУРАЕВ

Жизнь самурая, как высокопоставленного, так и низкого положения, была обусловлена их кодексом − Бусидо (в дословном переводе − «Путь воина»). Основным же принципом Бусидо, не меняющимся в течение тысячелетий, был следующий:

Вы можете потерять свою жизнь, но честь – никогда.
Именно отсюда и проистекает та кажущаяся легкость, с которой они расставались с собственной жизнью. Неверно думать, что они презирали свою жизнь. Они любили жизнь и умели наслаждаться ею, они видели в окружающих их вещах внутреннюю красоту и гармонию − и именно их видение красоты и сегодня поражает другие народы удивительно тонким вкусом. Более того, они видели и ценили скрытую красоту и гармонию даже в самых обыденных вещах, на которые европейцы вообще не обращают внимания (например − сад камней, цветение сакуры, оригами…)

А вот чего не могут отрицать европейцы − так это то, что японцам присуща очень развитая эстетика, которая проявляется в самых причудливых и неизвестных Западу формах. Искусство Японии не только самобытно и утонченно, но и вообще не похоже на искусство Запада. Поэтому и трагический обряд ухода из жизни также обладает несомненным художественным вкусом и внутренней эстетикой, пусть и мрачной, с точки зрения других народов.

Нет, самураи презирали не жизнь, они презирали смерть. Они были живыми людьми и также как и все радовались и ценили ее мгновения и те жизненные блага, которые были им доступны. Однако в самурайской «табели о рангах», на первом месте стояла именно честь, а вовсе не стяжательство, удовольствия или комфортное ничегонеделанье, и именно незапятнанное имя было для самурая дороже всех земных благ.
Жизнь скоротечна и преходяща − и рано или поздно, но наступает момент, когда самурай уходит из этого бренного мира. В другой же жизни − а в этом самураи нисколько не сомневались − их ждала жизнь вечная и славная. Но уже в облике божественных покровителей Японии − ками. Крайне важно, что эти представления в полной мере соответствовали и положениям буддизма, и положениям синтоизма − и потому мужественная смерть гарантировала каждому самураю переселение в мир воинственных духов.

И это была главная причина, почему самураи не дорожили жизнью: что означает суетная земная жизнь по сравнению с вечной жизнью божества? Капля воды по сравнению с океаном… Но чтобы стать ками, нужно неукоснительно следовать законам Бусидо, сохранять свою честь в любых обстоятельствах и одерживать победы над врагами. Вот поэтому и нет в мире другой страны, где так щепетильно относились бы к чести, и так не дорожили собственной жизнью. Как нет в мире и другой страны, где было бы так развито чувство долга − эта черта давно стала общенациональной и главной чертой японского народа.
Однако жизнь − вещь непредсказуемая, и потому самурай мог оказаться в ситуации, когда у него оставался только один способ выйти из затруднительного положения без ущерба для собственной чести. Выход был универсальным и апробированным многими поколениями предков: вот тогда-то самурай и совершал сэппуку.

3. ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ

Способы вскрытия живота были четко регламентированы, для чего существовало с десяток подробно описанных методик. Для европейцев это может показаться если не диким, то чрезвычайно странным, однако в самурайских семьях было принято знать и уважать не только сам ритуал, но и практические способы его совершения. Поэтому юные самураи начинали постигать тонкости совершения сэппуку с детства. Этому же, но с учетом их специфики, обучали и девочек. Женщины из самурайских семей считали для себя позором не суметь покончить с собой.

Иногда это приносило совершенно неожиданные результаты. Например, известен случай, когда наемные убийцы по ошибке убили не того самурая. Его же семилетний сын в присутствии убийц якобы опознает тело своего отца, в отчаянии вспарывает себе живот и такой ценой спасает своему отцу жизнь: так как поверившие в обман убийцы посчитали порученное им дело выполненным и удалились.
В соответствие с кодексом Бусидо, в поступке мальчика нет ничего необычного: отец по отношению к сыну всегда является старшим не только по семейному, но и по военному положению. И потому жертвование своей жизнью ради спасения начальника − является для самураев непреложной истиной или нормой. Эта идея проистекала из конфуцианства, которое, как известно, имело сильное влияние не только в Японии или в Китае, но и в других странах того региона.
Если не вдаваться в ненужные и жутковатые подробности, то, как уже было сказано, самоубийства по приказу и самоубийства по своей воле в большей степени различались мотивами, в меньшей − внешними атрибутами.

Что касается самоубийства по приказу властей, то оно, конечно, имело и внешние отличия. В первую очередь потому, что в зависимости от ранга самоубийцы в церемонии были обязаны принимать участия и официальные лица: местные представители клана, представители даймё или самого сёгуна. В отдельных случаях число таких наблюдателей, помощников и «цензоров» могло достигать нескольких десятков человек. В зависимости от ранга обвиняемого в совершении преступления или каких-то других проступков, несовместимых с кодексом Бусидо, выбиралось и место. Высокопоставленным самоубийцам могло быть разрешено для совершения ритуала использовать для этих целей сад сёгуна или владетельного князя − что несомненно являлось особой привилегией. В отношение других самураев для тех же целей мог быть использован сад при доме местного правителя или самого самоубийцы.

Так как белый цвет в культуре Японии символизирует смерть, то основной цвет ритуала был белым. Этому соответствовал цвет татами, занавесей и ширмы, кимоно главного виновника события: самоубийца непременно облачался в белую одежду без каких либо украшений и знаков различия (на кимоно, приблизительно в районе лопаток, у высокопоставленных самураев был выткан их родовой герб).
Если же церемония сэппуку проводилась в помещении, то стены комнаты драпировались белыми тканями. То же делалось и снаружи дома: в знак траура вывешивались белые полотнища, которые закрывали щиты с вышитыми на них фамильными гербами.
По какой бы причине не совершалось самоубийство, оно − если позволяли обстоятельства, всегда следовало давно установленным канонам и потому обставлялось весьма торжественно и в точным соответствии с многовековыми традициями изысканной простоты. От присутствующих на церемонии требовалось подчеркнуто уважительное отношение к происходящему, невзирая на их ранги.

Если же обстоятельства этого не позволяли − например, сразу после проигранного сражения или в результате получения тяжелых ранений − то, чтобы избежать позора, самураи практиковали быстрые способы сэппуку: пронзали себе сердце или перерезали горло. Хотя в преданиях сохранились описания и совершенно невероятных способов самоубийства, требующих даже от матёрых самураев невиданного мужества и самообладания − например, отрезание своей головы собственными руками.

Так как японцы всегда были противниками излишеств (стремление к простоте есть одно из правил Бусидо), то в обычных ситуациях обходились только обязательными вещами: место (часто − возвышенное) застилось циновками (татами), задний план отгораживали белой тканью или складной ширмой, почетные гости обеспечивались специальными сидениями, а прочие могли сидеть на земле, по-японски.

4. ТЕХНОЛОГИЯ СМЕРТИ

В качестве орудия самоубийства обычно использовали малый самурайский меч (вакидзаси) или специальный нож, являвшийся семейной реликвией. Необходимо также пояснить, что для ритуального самоубийства использовалась небольшая часть клинка вакидзаси − чтобы случайно не повредить позвоночник, что могло привести к непредсказуемым последствиям: например, к внезапной потере сознания. Это была одна из причин, по которой среди обязательных вещей всегда была небольшая стопка бумаги: ей оборачивалась часть лезвия вакидзаси, чтобы за него можно было удобно взяться руками. Что, в свою очередь, повышало точность наносимых ран и снижало риск нежелательных последствий.

В очень редких случаях сэппуку производилось с помощью деревянного меча. Делалось это исключительно для того, чтобы продемонстрировать особую выдержку и мужество самурая.
Следует пояснить, что традиционные ритуалы совершения сэппуку были для японцев достаточно заурядным явлением. И потому если самураев и можно было чем-то удивить, так это вот такими, «экзотическими» для них видами самоубийств, слава о которых бережно будет храниться в памяти их потомков.

В обязательный набор для совершения ритуального самоубийства входили и другие необходимые предметы. Такие как: письменные принадлежности, ведерко с водой и деревянным черпачком, стопка бумаги (на листе бумаги писалось предсмертное стихотворение самурая) и др. Любопытно, но такие стихи были неизменно поэтичны: в них шла речь о красоте окружающей природы, о бренности мира, а вовсе не о делах или обидах. Вот типичные образчики, написанные тысячу лет назад:

Всё прекрасно, как сон.
Сон придёт и уйдёт.
Наша жизнь − сон во сне…

​

Обата Акира

​

Взойдёт ли солнце,
Останется ль в небе луна,
Ах, уже всё равно…

​

Масамунэ Акира

​

Под порывом весеннего ветра
Цветы опадают,
Я ещё легче
С жизнью прощаюсь.
И всё ж, почему?

​

Наганори Асано

​

Однако самураю вовсе необязательно было много часов плавать в луже крови и дожидаться смерти после того, как он сделает сэппуку − хотя это не являлось чем-то исключительным и таких случаев известно множество. Самое важное и самое трудное − было вспороть себе живот, не «теряя лица». То есть, провести этот четко регламентированный ритуал хладнокровно, сохраняя спокойное выражение лица, и по возможности − молча, не издавая стонов. При этом «высшем пилотажем» считалась улыбка на лице.

Известно немало случаев, когда самоубийцы не только сохраняли присутствие духа, но даже писали своей кровью духовное завещание или предсмертное стихотворение. И это считалось очень высоким проявлением самурайского духа: такой выдержкой гордились не только его родственники, но и далекие потомки.

 

​

А вот опрокидывание тела на спину, напротив, считалось неприличным. Чтобы уменьшить вероятность такого исхода, кимоно не полностью снималось с верхней части туловища, а некоторые части одежды подтыкались под колени, что в конечном итоге способствовало сохранению эстетики смерти, выработанной долгими веками.

Что касается криков от боли, то это считалось неприемлемым даже для женщин, которые тоже совершали ритуальные самоубийства. Самурайки в этом отношении пользовались некоторыми привилегиями. Например, они могли использовать не вакидзаси, который каждая дочь самурая получала во время обряда совершеннолетия, а специальный нож (невесты из самурайских семей такой нож получали в числе других подарков от будущего мужа).

Женщины могли также отступать от четко регламентированных правил и способов и выбирать более простой и быстрый способ самоубийства: например, пронзить себе сердце или перерезать горло (для последнего способа сведения счетов использовалась также и опасная бритва). Однако, невзирая на выбор холодного оружия, этот обряд также назывался сэппуку. Кроме того, женщинам разрешалось связывать себе лодыжки. Если быть более точным, то, сидя в японской позе, они лентой притягивали и фиксировали лодыжки к бедрам.

Ноги связывались для того, чтобы неожиданные конвульсии не портили величия древнего обычая, и тем самым не лишали удовольствия зрителей, которых обычно уведомляли о месте и времени действа заранее. Однако женщины наравне с мужчинами имели право на участие помощника − кайсяку, который мог снести ей голову, если сама женщина не хотела пользоваться поблажками и следовала точному ритуалу сэппуку, который практиковали мужчины.

Прежде чем приступить к финальной части ритуала, самоубийца невозмутимо и с достоинством прощался с миром, всеми присутствующими на церемонии, отдавал последние распоряжения относительно своей семьи и имущества, писал или зачитывал свое предсмертное стихотворение…

После того, как смертельная рана была нанесена, в дело вступал ассистент − кайсяку, и одним ударом большого самурайского меча или катаны сносил самураю голову. В роли главного ассистента всегда выступал родственник, друг или какой-то другой самурай, пользующийся доверием и уважением со стороны самоубийцы. В случае высокого ранга самоубийцы, «ассистенты» тоже облачались в траурную одежду белого цвета. При этом кайсяку использовал меч самоубийцы или одалживал оружие у даймё. Объяснялось это тем, что в случае неудачного удара часть вины за это ложилась и на сам меч.

Обычно главному «ассистенту» помогали еще один или два человека, у которых были свои, вполне регламентированные, но не столь ответственные обязанности. Однако в случае, если ритуальный обряд проводился по приговору властей, эти помощники прятали у себя за пазухой ножи, чтобы убить ими приговоренного к смерти, если тот предпримет попытку к бегству.

Любопытно, но в роли кайсяку мог выступить и заклятый враг. В этом случае он оказывал исключительное уважение мужеству побежденного противника, а вовсе не выступал в позорной роли палача, как это могло показаться. Это было делом чести, признания доблести противника, а вовсе не глумления над ним.

​

Участие главного ассистента тоже было четко регламентировано. Сначала он занимал удобную для удара позицию сбоку и сзади самоубийцы, освобождал свое плечо от одежды и смачивал лезвие катаны чистой водой. Потом медленно проводил мечом у его лица, давая тому понять, что готов выполнять свои обязанности. После этого кайсяку замахивался и выжидал подходящего момента…

Задержка была связана с тем, чтобы, с одной стороны, дать возможность самоубийце продемонстрировать его мужество и хладнокровие перед присутствующими на церемонии, а с другой − мгновенно прекратить ненужные мучения, когда тот нанесет себе смертельные ранения в полном соответствии с одним из общепринятых способов. В этом заключалась его основная миссия, и потому умелый баланс между тем и другим был по силам только опытным самураям, выступающим в роли кайсяку.

Однако просто снести голову − чтобы она отделилась от тела и упала на землю или помост, долгое время считалось ненадлежащим исполнением обязанностей и серьезным проступком, бросающим тень на репутацию самурая, выступающего в роли ассистента. По этой причине никто не стремился выступать в роли кайсяку: славы это не добавляло, а вот осрамиться, в случае неудачного удара катаной, было можно. Тем более, что с течением веков образцовым выполнением обязанностей стало считаться нанесение точно рассчитанного, умелого удара, после которого голова не слетала бы с плеч, а оставалась висеть на лоскутке кожи. А такое было по силам лишь опытным самураям, в совершенстве владевших оружием.

За свое участие кайсяку обычно получал награду от самоубийцы: чаще всего − одежду, предметы быта, искусства, оружие, в исключительно редких случаях − оба самурайских меча (такой комплект назывался «дайсё»). Причина, по которой мечи редко служили наградой, проста: самурайские мечи являлись не только очень ценной наградой, но и семейной реликвией − и потому обычно переходили к одному из сыновей самоубийцы либо просто оставались в его семье, если не было наследников мужского пола. Кроме того, по религиозным верованиям самураев, именно в оружии жила их душа. Потому такой подарок был очень редким, очень ценным и очень щедрым.

Со временем, самоубийства, совершаемые по приказу, сошли на нет, а совершаемые по собственной воле − остались. Они сохранились и до наших дней, хотя, конечно, не в таких масштабах, как это практиковалось в прошлые века.

Ход времени безжалостен и неумолим: возникают и рушатся империи, возносятся к вершинам славы и развенчиваются поверженные кумиры, на смену одним идеалам приходят другие, меняются приоритеты, обычаи, моды… Но всё же остаются темы, интерес к которым не ослабевает с течением веков. И сегодня тема ритуальных самоубийств щекочет нервы пресыщенным и обленившимся обывателям, ибо она приоткрывает неведомый, фантастический и непостижимый для них мир бесстрашных самураев, для которых честь была дороже жизни. И как это ни странно, но предсмертные стихи самураев дошли до нас, прорвав немыслимую толщу времён. Вот последние слова самурая по имени Ацудзин, записанные им на листке рисовой бумаги десять веков назад:

Земля и металл
Жизнь мою оборвали,
А время все там же.

5. НЕ СУДИТЕ − ДА НЕ СУДИМЫ БУДЕТЕ

Нет в мире государств, в истории которых не было бы тех или иных недостойных событий, о которых и по прошествии многих веков подданные или граждане этих стран не любят вспоминать. Напротив: о таких вещах стараются либо вообще забыть, либо как-то обелить или затушевать их − пусть даже задним числом.

В связи с этим вызывает недоумение непрекращающиеся нападки на древние обычаи Японии с обязательным навешиванием ярлыков, таких как «дикие», «варварские», «бесчеловечные» (обычаи или традиции). А разве у нас в России не было событий или обычаев, о которых мы не любим вспоминать? Были. И еще вопрос: чьи обычаи были более дикими?

В конце концов, самураи, совершавшие сэппуку, обрекали на мучения самих себя. Других они к этому не принуждали. Почему же россияне так резко реагируют на проявления чуждой и непонятной им культуры? Ведь у нас есть хорошая пословица: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят». Ан нет! Российские сайты и блоги переполнены возмущениями и в адрес самурайских традиций, и всего их отчаянно смелого сословия.

А разве наши, российские традиции все «белые и пушистые»? Вовсе нет: даже в середине XVIII века по улицам Москвы водили так называемых языков, одного жеста которых было достаточно, чтобы тот, на которого указал «язык», подвергся жесточайшим пыткам в тайном приказе на предмет дознания имен, умысла и прочих сведений в отношении лиц, подозреваемых в особо тяжких государственных преступлениях, и о которых схваченный на улице «вор и бунтовщик», естественно, не ведал ни сном, ни духом. И чем дыба для совершенно непричастных к вменяемым им преступлениям несчастных обывателей лучше сэппуку, совершаемым самураями добровольно и только в отношении самих себя?

Вот другой пример из нашей истории. Во второй половине XVII века, после церковных реформ патриарха Никона, сторонники «древлего благочестия» наотрез отказались креститься щепотью и подстрекали народ к кровопролитным смутам и восстаниям. Теснимые властью и спасаясь от преследований, староверцы бежали на Север, в Поволжье и в Сибирь, где в знак протеста сжигали себя живьём. По официальным данным, за первые 20 лет в огне погибло около 20 тыс. человек. Главный же «идеолог» раскола, фанатичный протопоп Аввакум, после тяжелой ссылки, страданий, смерти своих детей и 14-ти лет заключения в «земляной тюрьме» был заживо сожжен...

Трудно сказать, какая смерть более мучительна: от сэппуку или в дыму и пламени пожара, но в тех пожарах староверцы гибли еще почти два века.

То же самое относится и к так называемым эталонам западных демократий. Именно их чаще всего приводят в качестве примеров подлинно гуманного общества. И чем же электрический стул лучше сэппуку? Тем, что у казненного на том стуле вылетают из орбит глазные яблоки, а запах поджариваемого мяса мутит самих палачей? А чем, к примеру, тысячи невинных жертв, живьем сожженных на кострах инквизиции, лучше тысяч самураев, добровольно совершивших обряд сэппуку?

В лучшем случае − ничем не лучше. Поэтому и древний афоризм по-прежнему справедлив: «Не судите − да не судимы будете».

 

Более полно, с подробностями, можно найти тут.

[HIDE="1"]http://www.tyurem.net/mytext/history/013.htm[/HIDE]

P.S Слабонервным вход закрыт.

 

Ну чтож, еще одна статья о харакири, но уже более такая, мммм, дополненная.

«Сэппуку» («seppuku», 切腹) представляет собой одну из форм японского ритуального самоубийства посредством вспарывания живота и изначально практиковалось только самураями.

​

Сэппуку осуществляется путём вонзания меча в живот и перемещением его слева направо режущим движением.

Также существовала практика совершения сэппуку после смерти своего господина: «оибара» («oibara», 追腹 или追い腹) в случае «кунного», японского чтения иероглифов, или «цуифуку» («tsuifuku», 追腹) – в случае «онного», японо-китайского чтения.

Лексика и этимология​

Наиболее известным названием данного вида самоубийства является «харакири» («harakiri», 腹切り), которое пишется теми же кандзи, что и «сэппуку», но в обратном порядке: в «сэппуку» первым идёт иероглиф «резать», а потом «живот», а в «харакири» - наоборот.

В Японии «харакири» является разговорной формой и несёт некоторый уничижительный и бытовой оттенок: грубо говоря, раньше самураи делали «сэппуку» по всем полагающимся правилам, а сегодня некоторые японцы делают именно «харакири».

К слову, иногда что в русском, что в английском языке вместо «харакири» ошибочно употребляется «харикари» («harikari»).

Сэппуку и бусидо​

Сэппуку является ключевым моментом бусидо, кодекса чести самураев, оно совершалось воинами в целях избегания попадания в плен и для смягчения позора. Самурай также мог сделать сэппуку по приказу своего даймё. Позднее опальным воинам также разрешали сделать сэппуку, а не убивали в обычном порядке посредством отрубания головы.

Наиболее распространённой формой сэппуку для мужчин было именно вспарывание живота, а когда самурай заканчивал ритуал, помощник помогал ему «сохранить лицо», отрубая голову. Поскольку суть этого ритуала заключалась в восстановлении и защите чести воина, никому не за пределами касты самураев не приказывали сделать сэппуку и не ожидали от них этого. В целом самурай мог совершить этот акт только с разрешения господина.

Иногда даймё призывали совершить сэппуку в качестве основы для мирного соглашения: этот шаг ослабил бы ещё больше побеждённый клан, после чего сопротивление было бы фактически прекращено. Тоётоми Хидэёси (Toyotomi Hideyoshi) подобным образом в некоторых случаях использовал самоубийства своих врагов, например, когда клан Ходзё (Hōjō) был побеждён в осаде замка Одавара (Odawara) в 1590 г., Хидэёси настаивал на самоубийстве даймё Ходзё Удзимасы (Hōjō Ujimasa) и изгнании его сына Удзинао (Ujinao). Так, в результате одного удара меча был уничтожен самый мощный клан в восточной части Японии того времени.

Ритуал​

Со временем сэппуку превратилось в тщательно регламентированный ритуал. В случае, если самоубийство совершалось не на поле боя и планировалось заранее, оно проводилось при зрителях.

Самурай принимал ванну, одевался в белое кимоно, вкушал любимую пищу, а когда завершал последние приготовления, перед ним клали ритуальный короткий меч («танто», «tantō»; также это мог быть вакидзаси) на блюде или подставке. Одетый торжественным образом, сидя перед мечом, самурай готовился к последнему действу в своей жизни и писал своё предсмертное стихотворение.

​

Перед проведением ритуала будущий самоубийца мог выбрать себе помощника («кайсякунин», «kaishakunin», 介錯人; «кайсяку», 介錯), который, как правило, был его близким другом или родственником и должен был отрубить ему голову. Как правило, отсечение головы производилось в тот момент, когда самоубийца вонзал танто себе в живот. При этом кайсякунин мог продемонстрировать наивысшее мастерство, отрубив голову таким образом, чтобы она повисла на тонкой полоске кожи. Этот удар назывался «дакикуби» («dakikubi») и требовал от исполнителя такого мастерства, что его мог исполнить только очень опытный фехтовальщик.

Этот ритуал вошёл в обиход после того, как сэппуку перешло с полей схваток и военного времени в околосудебную практику. При этом кайсякунин уже не обязательно был близким другом самоубийцы. Также, если воин, потерпевший поражение, тем не менее, хорошо сражался, противник мог оказать дань уважения его мужеству и выступить для него в роли кайсяку.

Ямамото Цунэтомо (Yamamoto Tsunetomo) в «Хагакурэ» («Hagakure») написал следующее: «С незапамятных времен среди самураев просьба стать кайсяку считалась плохим предзнаменованием. Причина этого в том, что кайсяку не приобретает славы, даже если хорошо совершил свое дело. Но если, по какой-то случайности, он совершит оплошность, он опозорит себя до конца жизни. В соответствии с практикой прошлых времён были случаи, когда головы укатывались, и было сказано, что лучше отрубать их, оставляя тонкую полоску кожи, чтобы голова не откатилась в сторону проверяющих чиновников. Тем не менее, в настоящее время лучшим считается чистое отрубание головы».

Специализированной формой сэппуку в феодальные времена считалось «канси» («kanshi», 諌死; «смерть по убеждению»), когда вассал мог совершить самоубийство в знак протеста против решения господина. Вассал делал один глубокий горизонтальный надрез в области желудка, после чего быстро перевязывал рану. Затем он представал перед лицом своего господина, выражал ему свой протест и открывал рану, которая, разумеется, была смертельной. «Канси» не следует путать с другим видом самоубийства под названием «фунси» («funshi», 憤死; «смерть в знак протеста»), которое представляет собой выражение недовольства или протеста.

Некоторые самураи выбирали более болезненную форму ухода из жизни – «дзюмондзи гири» («jūmonji giri», 十文字切り; «крестообразный надрез»). При этом виде сэппуку помощник в целях быстрого прекращения страданий самурая уже не присутствовал, а после первого горизонтального надреза самоубийца делал второй более болезненный надрез по вертикали. Ожидалось, что самурай, избравший дзюмондзи гири, с достоинством уйдёт из жизни, как должно перенеся предсмертную агонию.

Сэппуку как смертная казнь​

Хотя добровольное сэппуку было наиболее распространённой формой, также существовали обязательные формы этого ритуала. В частности сэппуку использовалось в качестве смертной казни для опальных самураев, особенно в отношении совершивших неспровоцированные убийства, грабежи, государственную измену или бравших взятки. Между добровольным сэппуку и таким сэппуку «по принуждению» существовала определённая разница, например, в последнем случае семья самоубийцы не очищалась от вины и в зависимости от тяжести проступка её могли понизить в ранге и/или конфисковать половину – или всё – имущество покойного.

Также, к примеру, в случае проступков привилегированных лиц, влекущих за собой смертную казнь, казнь через обезглавливание могла быть в порядке снисхождения заменена на сэппуку с участием кайсяку. Однако, подобное снисхождение делалось только в тех случаях, когда проступок не противоречил этике – во всех остальных случаях применялось именно обезглавливание.

Западный опыт​

Впервые люди Запада увидели формальную версию совершения сэппуку в т.н. «Инциденте в Сакаи»: в 1868 г. 15-го февраля одиннадцать французских моряков «Дюпле» («Dupleix») вошли в японский город Сакаи (Sakai) без официального разрешения. Их появление вызвало панику среди жителей и местные силы по обеспечению безопасности были направлены против них с целью водворения моряков обратно на корабль, однако началась драка, в ходе которой моряки были застрелены.

После выражения протеста французским представительством, была выплачена компенсация, а виновные в организации потасовки были приговорены к смертной казни, за исполнением которой наблюдал французский капитан. Ужасный характер казни (через сэппуку, разумеется) потряс капитана, который в итоге обратился с просьбой о помиловании. В результате девять самураев были пощажены.

Этот инцидент был описан Мори Огай (Mori Ōgai) в знаменитом коротком рассказе «Сакаи дзикэн» («Sakai Jiken»; «Инцидент в Сакаи»).

В 1860-х гг. британский посол в Японии Элджернон Фриман-Митфорд (Algernon Freeman-Mitford), лорд Редесдейл, проживал неподалёку от Сэнгаку-дзи, где похоронены 47 ронинов. В своей книге «Рассказы о древней Японии» он описывает мужчину, который пришёл к могиле, чтобы убить себя: «Я расскажу ещё один случай, чтобы продемонстрировать святость могилы 47 ронинов. В сентябре 1868 г. некий мужчина пришёл помолиться перед могилой Оиси Тикары (Oishi Chikara). Завершив молитву, он сознательно провёл ритуал харакири, однако, поскольку рана в живот оказалась не смертельной, он перерезал себе горло. При мужчине была обнаружена записка, в которой говорилось, что, будучи ронином без средств к существованию, он ходатайствовал о присоединении к клану правителя Тёсю (Choshiu), но прошение было отклонено, поэтому ему ничего не осталось, кроме как умереть, т.к. быть ронином для него ненавистно, а служить какому-либо другому господину он не хочет.

​

Мог ли он найти более достойное место для того, чтобы свести счёты с жизнью? Это произошло примерно в двухстах ярдах от моего дома и когда я увидел место происшествия час или два спустя, вся земля была забрызгана кровью».

Митфорд также описывает сэппуку, свидетелем которого был его друг: «Есть много историй о том, как посредством харакири был выражен чрезвычайный героизм. Случай молодого человека в возрасте всего 20 лет из клана Тёсю, о котором недавно рассказал мне очевидец, заслуживает внимания. Молодой человек, не удовольствовавшись одним разрезом, сделал три разреза по горизонтали и ещё два – по вертикали, после чего нанёс удар себе в горло так, что лезвие показалось с противоположной стороны. Крепко сжав зубы от совершаемых усилий, он вонзил меч до упора и упал замертво».

В ходе Реставрации Мэйдзи помощник сёгуна Токугава также совершил сэппуку: «Ещё одна история и я закончу. Во время революции, когда тайкун («великий князь»), терпевший поражение со всех сторон, позорно бежал в Уэдо, он, как утверждается, решил больше не бороться и уступить. Один из членов его совета пришёл к нему и сказал: «Господин, теперь единственный путь для вас, чтобы восстановить честь семьи Токугава, заключается в том, чтобы уйти из жизни. Чтобы доказать вам, что я говорю искренно, я готов прямо здесь взрезать живот вместе с вами». Тайкун рассердился, сказав, что не собирается слушать такую ерунду и вышел из комнаты. Его преданный слуга, чтобы доказать свою честность, удалился в другую часть замка и торжественно сделал харакири».

В своей книге «Рассказы о древней Японии» Митфорд описывает ритуал харакири Таки Дзэндзабуро (Taki Zenzaburo), которому он был свидетелем. Таки отдал своим самураям приказ стрелять по иностранцам в Хёго в феврале 1868 г.

«В заключение к вышеупомянутому отчёту о церемониях, которые надлежит соблюдать при совершении харакири, я опишу случай, который меня официально послали засвидетельствовать. <…> До этого времени ни один иностранец не становился свидетелем такой казни, которая рассматривалась скорее как байки путешественников

Церемония, лично утверждённая микадо, была назначена на 22:30 в храме Сэйфуку-дзи (Seifukuji), «штаб-квартире» сацумцев в Хёго. Сюда были присланы свидетели от всех иностранных представительств.



Мы (семеро иностранцев) были приглашены японцами в качестве свидетелей в хондо, центральный зал храма, где должна была проходить эта церемония. Это была очень впечатляющая сцена. Огромный зал с высоким сводом, опирающимся на тёмные деревянные колонны. С потолка спускалось множество тех позолоченных ламп и украшений, которые обычны для буддийских храмов. Перед высоким алтарём, там, где пол, покрытый прекрасными белыми коврами, поднимался над землёй на три-четыре дюйма, был расстелен алый войлочный коврик. Длинные свечи, расставленные на равных расстояниях друг от друга, озаряли всё вокруг призрачным и таинственным светом, настолько тусклым, что он едва позволял следить за происходящим.

Семеро японцев заняли свои места по левую сторону от возвышения перед алтарём, а мы, семеро чужеземцев, были проведены направо. Больше в храме никого не было.

Через несколько минут беспокойного ожидания в зал вошёл Таки Дзэндзабуро, крупный тридцатидвухлетний мужчина благородной наружности, наряженный в церемониальные одежды с особыми пеньковыми крыльями, которые одеваются по торжественным случаям. Его сопровождали кайсяку и трое официальных чиновников, одетые в дзимбаори - военные мундиры, отделанные золотом.

Следует заметить, что понятие кайсяку означает не совсем то, что наш «палач». На эту службу выбираются только благородные мужи; во многих случаях эту роль исполняет кровный родственник или друг осуждённого, и отношения между ними соответствуют скорее отношением начальника и подчинённого, чем жертвы и палача. В этом случае кайсяку был ученик Таки Дзэндзабуро - он был выбран товарищами последнего из всего круга его друзей по причине высокого мастерства в фехтовании мечём.

Вместе с кайсяку, по левую руку от него, Таки Дзэндзабуро медленно приблизился к японцам, и оба поклонились семерым свидетелям. Потом они подошли к нам, и приветствовали нас таким же образом - возможно, даже с большим почтением. В обоих случаях ответом был такой же церемонный приветственный поклон. Медленно и с огромным достоинством осуждённый поднялся на возвышение перед алтарём, дважды низко поклонился ему и присел на войлочном коврике спиной к алтарю. Кайсяку склонился по левую сторону от него.

Один из трёх провожатых выступил вперёд, вынул подставку, подобную той, какая используется для подношений в храме, на которой, обёрнутый в бумагу, лежал вакидзаси - японский короткий меч, или кинжал, длиной в девять с половиной дюймов; края и кончик этого меча остры как бритва. Поклонившись, он протянул его осуждённому, который принял его обеими руками и почтительно вознёс над головой, после чего положил его на пол перед собой.

После ещё одного глубокого поклона Таки Дзэндзабуро, голосом, выдававшим ровно столько чувств и колебаний, сколько можно ожидать от человека, делающего мучительное признание, он без единого признака эмоций на лице и в движениях, произнёс следующее:

«Я и только я отдал непосредственный приказ стрелять в чужеземцев в Кобэ, и сделал это ещё раз, когда они пытались скрыться. За это преступление я вскрываю себе живот и прошу присутствующих оказать мне честь и стать свидетелями этого».

Вновь поклонившись, говоривший позволил своей накидке соскользнуть с плеча и остался обнажённым до пояса. Очень аккуратно, как велит обычай, он подобрал рукава под колени, чтобы не упасть на спину, ибо благородный японский аристократ должен, умирая, падать лицом вперёд. Не спеша, крепкой рукой он поднял кинжал, лежащий перед ним; он смотрел на него с грустью, почти с любовью. Он на миг остановился - казалось, он в последний раз собирается с мыслями, - а потом вонзил кинжал глубоко в левую часть живота и медленно провёл его вправо, после чего повернул лезвие в ране, выпуская наружу небольшую струйку крови.

Во время этих невыносимо болезненных действий ни один мускул на его лице не пошевелился. Вырвав кинжал из тела, он наклонился вперёд и вытянул шею; лишь сейчас на его лице промелькнуло выражение страдания, но он не издал ни звука. В этот миг кайсяку, который до того сидел в глубоком коленопреклонении слева от него, но внимательно следил за каждым его движением, поднялся на ноги и, выхватил меч и поднял его в воздух. Мелькнуло лезвие, раздался тяжёлый, глухой удар и звук падения: голова была отсечена от тела одним ударом.

Наступила мёртвая тишина, нарушаемая только отвратительными звуками пульсирующей крови, выбрасываемой неподвижным телом, лежащим перед нами, которое лишь несколько минут назад было отважным и рыцарственным мужчиной. Это было ужасно. Кайсяку низко поклонился, протёр свой меч заранее приготовленным клочком бумаги и сошёл с возвышения. Обагрённый кровью кинжал был торжественно поднят как кровавое свидетельство экзекуции.

Двое представителей микадо покинули свои места, подошли к тому месту, где сидели мы, и попросили нас быть свидетелями того, что смертный приговор, вынесенный Таки Дзэндзабуро, был надлежащим образом приведён в исполнение.

Церемония завершилась, и мы покинули храм.

Торжественная церемония, которая имела место, была повсюду охарактеризована как проведённая с чрезвычайным достоинством и пунктуальностью, являющихся отличительными знаками действий высокопоставленных японцев; и важно отметить этот факт, поскольку это подтверждает, что умерший действительно был человеком, совершившим это преступление, а не подставным лицом.

Хотя ужасная сцена оставила глубокое впечатление, в то же время нельзя было не восхищаться твёрдостью и мужественностью страдальца и выдержкой кайсяку, который выполнил свой последний долг по отношению к господину».

Сэппуку в современной Японии​

В 1873 г., вскоре после Реставрации Мэйдзи, сэппуку как юридическая мера наказания было официально отменено, но сэппуку, совершаемое добровольно, полностью не исчезло. Как известно, десятки людей, в том числе и военнослужащие, совершили сэппуку в 1895 г. в знак протеста против возвращения завоеванных территорий Китаю; в 1912 г., когда скончался император Мэйдзи, генерал Ноги и его жена совершили «дзюнси» («junshi»; «убийство вослед»): в день похорон императора Мэйдзи генерал Ноги отправился во дворец и воздал последние почести своему императору. Вечером он вернулся домой, поужинал с женой и после захода солнца, когда пушечные залпы возвестили о том, что катафалк с телом императора проезжает через дворцовые ворота, генерал Ноги и Сидзуко сели напротив портрета императора, после чего Марэсукэ вспорол себе живот, а Сидзуко, одновременно с этим, вонзила себе в сердце кинжал… Рядом с телами осталось завещание Ноги, в котором были такие строки: «Я не могу более служить своему господину. Находясь в глубоком горе по причине его смерти, я решил окончить свою жизнь». На дворе стоял 1912 год, закончилась эра Просвещённого правления, положившая начало современной Японии, Японии – лидеру в науке и технике. Также в конце Второй мировой войны многие японские солдаты и гражданские лица предпочли умереть, чем сдаться.

В 1970 г. известный писатель Юкио Мисима и один из его последователей совершили публичное сэппуку в штаб-квартире Сил самообороны Японии после неудачной попытки провокации вооружённых сил на совершение государственного переворота. Мисима совершил сэппуку в кабинете генерала Канэтоси Маситы (Kanetoshi Mashita). Его кайсяку был 25-летний Масакацу Морита (Masakatsu Morita), который трижды пытался отсечь Мисиме голову, но неудачно. Наконец, Хироясу Кога (Hiroyasu Koga) сумел совершить требуемое по ритуалу.

После этого Морита попытался совершить сэппуку сам, однако нанесённые им раны были слишком неглубоки, чтобы стать смертельными, поэтому он подал сигнал, по которому Кога обезглавил и его.

Известные люди в японской истории, сделавшие сэппуку

1. Минамото-но Ёримаса / Minamoto no Yorimasa (1106–1180)
2. Минамото-но Ёсицунэ / Minamoto no Yoshitsune (1159–1189)
3. Адзай Нагамаса / Azai Nagamasa (1545–1573)
4. Ода Нобунага / Oda Nobunaga (1534-1582)
5. Такэда Кацуёри / Takeda Katsuyori (1546-1582)
6. Сибата Кацуиэ / Shibata Katsuie (1522–1583)
7. Ходзё Удзимаса / Hōjō Ujimasa (1538–1590)
8. Сэн-но Рикю / Sen no Rikyū (1522–1591)
9. 46 из 47 ронинов (1703)
10. Ватанабэ Кадзан / Watanabe Kazan (1793–1841)
11. Танака Синбэй / Tanaka Shinbei (1832–1863)
12. Яманами Кэйсукэ / Yamanami Keisuke (1833–1865)
13. «Бяккотай» / «Byakkotai» (групп 16-17-летних самураев из Айдзу, 1868 г.)
14. Сайго Такамори / Saigō Takamori (1828–1877)
15. Ноги Марэсукэ / Nogi Maresuke (1849–1912)
16. Анами Корэтика / Anami Korechika (1887–1945)
17. Такидзиро Ониси / Takijirō Ōnishi (1891–1945)
18. Юкио Мисима / Yukio Mishima (1925–1970)
19. Исао Инокума / Isao Inokuma (1938–2001)

 

у меня есть книжка стихов, которые писали перед совершением сэппуку,стихи эти назывались Дзисэй - стихи смерти, книга так и называется, там ещё много картин японских, купил в литексе вместе с японской лирикой)

 

Как ни филосовствуй, но смерть она и есть смерть, без всякой лирики.
Воин же должен погибать в бою.

 

А! Так сэппуку - это не матумба???!!! О_О
/me пошёл править записи в блогах

 

Самураи со своей сэпукой спартанцам, викингам и витязям полоумными покажутся. Но в целом бусидо вещь нужная и полезная для буси.

 

Оо в чем полезность бусидо?

 

А почему его создали ?

 

I understand this question. It is possible to discuss.