Камикадзе - боги без земных желаний

Исторический очерк о героях Второй мировой войны

Подобно цветам сакуры
По весне,
Пусть мы опадем,
Чистые и сияющие.
Камикадзе… Пожалуй, нет в японской культуре другого феномена, которому давали бы столь противоречивые и путаные оценки.

1. ГНЕВ ЯПОНСКИХ БОГОВ

​

​

Большинство наших современников считает, что камикадзе появились во время Второй мировой войны, в ходе ожесточенных сражений между Японией и США. Это не так: понятие «камикадзе» появилось еще в XIII веке и буквально означает «божественный ветер». Происхождение этого словосочетания было связано с совершено невероятной историей, приключившейся с одним из внуков неистового Чингисхана − ханом Хубилаем (родным братом хана Батыя. − Прим. авт.)

В 1274 г. сорокатысячная монгольская конница на 900-х кораблях вторглась в Японию. В военном отношении монголы превосходили японцев: они были лучше вооружены, лучше организованы, превосходно владели тактикой конных атак и наработанными военными уловками, очень быстро передвигались, слаженно перестраивались в бою и имели огромный опыт ведения успешных войн. Кроме того, они располагали новейшими видами вооружений: мощными метательными орудиями, пороховыми осколочными гранатами и даже первыми образцами огнестрельными оружия (в Европе порох и огнестрельное оружие появится значительно позднее. − Прим. авт.)
Нельзя сказать, что самураи могли противопоставить захватчикам только отвагу, бесстрашие и великолепное владение холодным оружием в пешем строю. Вовсе нет: самураи были прекрасными наездниками и лихими рубаками, славились они и искусством конной стрельбы из лука. Они сражались с отчаянностью обреченных, но при столкновении со столь сильным и вооруженным до зубов противником самураи несли огромные потери. Монголы применяли неприемлемые для японцев методы ведения войны, которые самураи считали «бесчестными»: сжигали поселения, разоряли поля, безжалостно истребляли мирное население и без колебаний совершали любые гнусности, если это хоть как-то могло способствовать их победе.

Кроме того, монголы применяли совершенно неизвестную самураям тактику стрельбы из лука. Вместо того, чтобы вести прицельную стрельбу, они просто засыпали самураев тучами стрел, что приводило к огромным потерям... И если бы не вмешалось провидение, то самураи потерпели бы поражение.

Но история не терпит сослагательного наклонения: неожиданно для всех мощный тайфун сокрушил монгольский флот. Оставшись без поддержки с материка, монгольское войско не смогло сдержать бешеный натиск воспрянувших духом самураев, и было беспощадно уничтожено.

Хан Хубилай пришел в ярость! Не в обычаях неистовых потомков Чингисхана смиряться с нелепым поражением из-за своеволия стихии, и тем более − оставлять безнаказанными столь дерзкие обиды. Поэтому спустя 7 лет, теперь уже как император Китая, он собирает еще более мощную армию и еще более внушительный флот. И тут случается нечто совершенно фантастическое: тайфун снова топит его флот и вместе с ним 107 тыс. воинов!
Поэтому нет ничего удивительного в том, что японцы назвали тайфун «божественным ветром» и стали считать его спасителем нации.

В Средние века и Новое время самураи неоднократно совершали подвиги ценой своей жизни, однако «камикадзе» их не называли. Подобные примеры есть и в истории других стран, в том числе − и России. Но Япония − случай совершенно уникальный. И прежде всего потому, что культура этой страны не похожа ни на что. Самое наглядное тому свидетельство − это Бусидо, кодекс чести самураев, выработанный более чем за тысячу лет.

Бусидо означает «путь воина» или «смерть». Самурайский кодекс имеет многовековую историю, его законы не раз переписывались, но главный принцип всегда оставался неизменным: «Вы можете потерять свою жизнь, но честь – никогда». В мире нет другой страны, где так щепетильно относились бы к чести, и так не дорожили собственной жизнью.

В основу национального характера легли принципы бесстрашных самураев, их культура, их мораль и их видение мира. А сами самураи были вправе выбрать для себя смерть в любой момент, если по каким-то причинам они не хотят жить либо считают такую жизнь бесчестьем. В отличии от Запада, где самоубийство считается тяжким грехом, в Японии оно таковым никогда не считалось.

Вот хроника 1333 года:
Оставшиеся в живых вассалы бросились к средним воротам, крича: «Наш господин забрал свою жизнь. Да последуют все верноподданные его примеру!» Затем они подожгли дворец, встали в дыму в ряд и вскрыли себе животы. Не желая быть обесчещенными, три сотни других воинов взрезали себе животы и сошли в преисподнюю.
Может сложиться впечатление, что самураи были очень храбрыми, но совершенно невежественными, раз не смогли лишить себя жизни каким-либо более быстрым и надежным способом. Это ложное впечатление: самураи хорошо знали анатомию и могли одним ударом ножа лишить себя жизни. Однако, по их понятиям, это было бы слишком просто, слишком приятно, и потому недостойно настоящего самурая. Настоящий же самурай должен демонстрировать не только презрение к смерти, но и презрение к боли. Именно по этой причине они практиковали харакири − весьма изощренный и мучительный способ самоубийства (харакири − общее название ритуальных самоубийств с помощью холодного оружия. − Прим. авт.)

Уже в те незапамятные времена самураи не дорожили жизнью и легко с ней расставались. Для них проблема была вовсе не в дилемме выбора между жизнью и смертью − они давно выбрали путь смерти, а в том, чтобы уйти из жизни достойно и «не теряя лица». То есть − совершить харакири хладнокровно и невозмутимо, и по возможности − молча, не издавая стонов.

Именно в отношении к собственной смерти и состоит японский феномен, не понимая которого, не понять ни самураев, ни тех японцев, которые самураями не были, ни самой их нации в целом.
Ритуальные самоубийства были в большом почете не только в Средние века, но и в более позднее время − даже когда их некоторые, наиболее гибельные по своим последствиям массовые формы запрещали законом.
​

​

Временами демонстрация несгибаемости духа и презрение к смерти достигало такого размаха, что самураи ставили под угрозу существование собственных кланов и всего сословия в целом. К примеру, известен случай, когда харакири одновременно совершили сразу 870 человек.

Сёгун Токугава был всерьез озадачен такой проблемой, и ему вовсе не улыбалась перспектива остаться без своих подданных. В 1663 г. Токугава издал эдикт, строжайше запрещавший один из видов харакири − дзюнси и грозивший ослушнику не только казнью всех его близких, включая малых детей, и конфискацией всего имущества, но и тем, что имя его семьи навсегда останется покрыто несмываемым позором. Именно последняя угроза и возымела действие − популярность дзюнси пошла на убыль (дзюнси − разновидность ритуального самоубийства, точнее − мотивов, по котором оно совершалось, означает «самоубийство вослед». − Прим. авт.)
Тем не менее, полностью искоренить пристрастие самураев к дзюнси не удавалось никогда. Такие вещи случались даже в XX веке: генерал Ноги, герой Русско-японской войны, в 1912 г. совершил дзюнси после смерти императора Мэйдзи.

Не зря самураи называли себя «влюбленными в смерть» − ритуальные самоубийства в Японии популярны и поныне. В наше время, каждый год десятки тысяч (!) японцев по причинам личного характера сводят счеты с жизнью, совершив харакири.

2. ЯПОНСКИЙ ГАМБИТ

В начале и середине Второй мировой войны нужды в камикадзе не было: Япония имела мощный военно-морской флот, что позволило ей захватить Филиппинские острова и множество других территорий (видимо, слабость американских ВМФ определялась их катастрофическим поражением в декабре 1941 г, в Пёрл-Харбор. − Прим. авт.)

Ситуация кардинально изменилась к лету 1944 г., когда в ходе боевых действий в бассейне Тихого океана мощный авианосный флот США начал наносить флоту Японии одно сокрушительное поражение за другим. И упрекнуть японскую армию, авиацию или флот было не в чем: японцы сражались с отчаянностью обреченных за каждый остров, город или порт. Но силы были слишком неравны. Имевшие огромное огневое и численное преимущество американские военные корабли, при массированной поддержке с воздуха почти безнаказанно расстреливали и топили некогда грозные крейсера, красу и гордость японского военно-морского флота. Но еще хуже было другое: если американцы могли вводить в масштабные сражения все новые эскадры, флоты и дивизии, то у Японии резервов уже не было.

Именно тогда и вспомнили о «божественном ветре», дважды спасавшем Японию от неминуемого поражения. И хотя новая доктрина многих шокировала и встретила серьезное сопротивление в высшем военном руководстве, однако у Японии уже не было другой возможности сдерживать всё более мощные и масштабные атаки своих врагов.
Ключевую роль в создании подразделения самоубийственных таранных атак, который получит наименование «корпус специальных ударных атак «Симпу», сыграл вице-адмирал Ониси Такидзиро («Симпу» − другое название корпуса специальных атак, то же, что и «камикадзе». − Прим. авт.). Это был жесткий и волевой военачальник, обладавший многими талантами и большим боевым опытом. За деятельное участие в создании небывалого подразделения, адмирал Ониси получит прозвище «отец камикадзе». Пока же вновь создаваемый корпус нуждался в добровольцах.

Конечно, ни один из кандидатов в корпус специальных атак в своем заявлении не писал, что он желает прославить свой род. Напротив, он заверял начальство, что поступает так из чувства патриотизма и потому просит оказать ему великую честь − отдать свою жизнь за императора. Однако следует пояснить, что родовой мотив играет далеко не последнюю роль.

Согласно древней самурайской традиции, подвиг, совершенный во благо товарищей по оружию, а тем более − во благо родного клана, непременно станет семейным достоянием, память о котором будет бережно передаваться от поколения к поколению. Что ж тогда говорить о подвиге, совершаемом во благо всего японского народа?

В случае надлежащего исполнения своего долга, совершаемого во благо Японии, пилоту-смертнику и всей его семье, независимо от результатов самоубийственной атаки, присваивался титул «хомаре но ив» − «сверхуважаемые». Ореол же героического подвига, совершенного во благо всей нации, оставался в его роду навсегда.
Такую логику постичь непросто, и, видимо, именно поэтому другие нации, совершенно не зная и не понимая древнюю японскую культуру, считают камикадзе едва ли не сумасшедшими.

Первоначально корпус специальных атак состоял всего из 26-ти истребителей, из которых большая часть предназначалась для таранных атак, а меньшая − для сопровождения и боевого охранения камикадзе. В состав корпуса входило 4 звена, каждое из которых получило выразительное название: «Сикисима» (поэтическое название Японии), «Ямато» (древнее название Японии), «Асахи» (восходящее солнце), «Ямадзакура» (цветы горной вишни или сакуры).

Ударные звенья вновь созданного корпуса получили весьма колоритные названия. Японцы остались верны себе: они как никто другой могли видеть красоту в самых обыденных вещах, но основная причина создания корпуса «Симпу» была в другом. Основная причина заключалась в том, что боеспособность Императорского флота катастрофически снизилась, наземные войска и авиация тоже несли невосполнимые потери. Впоследствии, по мере реализации этой спорной идеи, будут опробованы разные варианты транспортировки большого заряда взрывчатки: управляемые смертниками торпеды, катера, планеры… Но самыми эффективными окажутся истребители «Зеро» − по тому времени более или менее современные самолеты.
Один из самых распространенных домыслов о камикадзе состоит в том, что смертников вербовали чуть ли не насильно. На самом деле, попасть в первые соединения корпуса специальных атак было не так-то просто. Сначала туда брали далеко не всех желающих. В первую очередь, учитывали, конечно, лётный и боевой опыт, однако важное значение придавали и другим моментам, например − семейному положению претендента.

Самый трагический тому пример − судьба Хадзимэ Фудзи. Осенью 1944 года, как только военным летчикам стало известно о наборе добровольцев во вновь формируемый корпус специальных атак, среди прочих туда незамедлительно обратился и лейтенант Хадзимэ Фудзи. Однако молодому летчику отказали в чести стать камикадзе, потому что он был женат и к тому же имел двух малолетних детей (как правило, в корпус камикадзе не брали летчиков, имевших семью. Во всяком случае, это ограничение действовало до лета 1945 г. − Прим. авт.) Чтобы устранить препятствие, его жена собственноручно умертвила своих годовалых детей и покончила с собой. В своей предсмертной записке, адресованной командованию корпуса специальных атак, она объясняла мотив своего поступка тем, что совершает это ради своего мужа, и что причин, препятствующих ему в выполнении его долга, больше нет. То есть, теперь он может стать камикадзе...

По поводу ее трагического решения можно долго возмущаться и обвинять одновременно глубоко несчастную и бесчеловечно жестокую мать в самых страшных грехах. Можно… Нам это просто не понять. Однако не уважать мужество ее выбора нельзя.
Военное руководство не стало давать оценок случившемуся, но засекретило тот случай, и о нем стало известно лишь после капитуляции Японии. Мотив военных понятен: получи тот случай огласку, и в стране найдется немало матерей, готовых ценой жизней родных детей и своих собственных оказать подобную «протекцию» своим мужьям.

Что же касается формирования первых подразделений корпуса специальных атак, то конкурс образовался нешуточный: на это звание претендовали и только что закончившие лётную школу юнцы, и опытные пилоты, и старшие офицеры, и сами инструкторы, которые должны готовить летчиков-камикадзе. Причина была проста: первый камикадзе, который сумеет поразить цель, автоматически становится не просто национальным героем, а героем, совершившим беспрецедентный в истории Японии подвиг, память о котором сохранится в веках. Кроме того, вступить в бой первым всегда было для самурая большой честью, эта традиция насчитывает много веков. Была и еще одна, и скорее всего − самая значимая для японцев причина: в честь каждого камикадзе, отдавшего свою жизнь для блага Родины или Императора (для японцев эти понятия тождественны. − Прим. авт.), в самом знаменитом и почитаемом синтоистском храме − Якусуни будет установлена персональная медная табличка с именем героя (для россиян это трудно понять: что-то вроде почетного захоронения в кремлевской стене − нет близких аналогов. − Прим. авт.)
Именно отсюда и берет начало ритуальное прощание камикадзе, обращенное к своим боевым товарищам: «До встречи в Якусуни!»
Нельзя сбрасывать со счетов и то, что смертники еще в своей земной жизни получали невиданный ранее социальный статус: ведь по-японски словосочетание «камикадзе» означает «божественный ветер».

3. СИЛЬНЫЕ ДУХОМ

Незадолго до рассвета, у подножья скалистого утеса стояла группа молодых летчиков. Они молчали. Их взоры следили за алеющим востоком. Еще немного и взойдет солнце − символ их страны, от которой они сейчас находились за тысячи миль. Прямо перед ними в предрассветной мгле угадывался красивый пейзаж: быстрая речка, весело бегущая по каменистому руслу, яркая зелень тропических лесов, розовеющие облака в небе и безмолвная гладь океана вдали…
Их мысли были очень далеко от того места, где они стояли, их мысли были в родной Японии, которой они уже никогда не увидят. Мысленно они прощались с Родиной, своими близкими и друзьями, с родным домом, со всем, что они помнили и любили, что им было дорого и что вызывало такое щемящее чувство в их сердцах…

В их жизни наступал последний день − 20 октября 1944 г. Среди летчиков выделялся их командир − высокий и стройный лейтенант Секи. Он, как и все, ждал, когда из-за горизонта появится краешек солнца. Он тоже прощался с Родиной и своей любимой, которая стала ему женой лишь несколько месяцев назад. Ему уже не суждено услышать крик их первенца и узнать, кто это будет: мальчик или девочка… Все эти, такие обычные, земные радости и желания были ему уже недоступны: последняя заря в его жизни разгоралась всё сильнее, и всё алее становился восток.

Наконец, их коснулись первые лучи, но ни отчаяния, ни страха на их лицах не было. Была только решимость выполнить свой долг, и была безмерная печаль… Летчики были собраны, спокойны и уверены в себе. Сегодня им предстоит выполнить свой долг безукоризненно и смело − так, как их учили опытные инструкторы.
После завтрака все ударные звенья в едином строю слушали последние наставления адмирала Ониси. Адмирал был бледен, выглядел уставшим, говорил медленно. Последние слова напутствия давались ему с трудом: «Япония находится в смертельной опасности. Спасение нашей страны теперь не по силам министрам, Генеральному штабу и нижестоящим командирам вроде меня. Только вы, молодые и сильные духом, можете спасти ее. Поэтому ради миллионов наших соотечественников я прошу вас пойти на эти жертвы и молюсь за ваш успех».

Голос адмирала Ониси дрожал: «Вы уже боги без земных желаний. Но одну вещь вы хотите знать: не будут ли напрасными ваши самоубийственные пике? К сожалению, мы не сможем рассказать вам о результатах. Но я буду следить за вашими усилиями до конца и сообщу о ваших подвигах Трону».

Несмотря на всю его выдержку, на глазах адмирала навернулись слезы: «Я прошу вас сделать всё, что только можно».

Как вспоминали потом очевидцы, у всех перехватило дыхание: никогда еще им не приходилось слышать таких простых и проникающих в самое сердце слов. В речи адмирала не было пафоса или надрыва. Он говорил от чистого сердца, и он действительно вручал в руки совсем молодых парней судьбу Империи. Эти летчики могли решить судьбу страны − они были последней надеждой Японии на победу. Положение Империи было почти безнадежным: спасти страну могло или чудо, или массовый героизм летчиков-камикадзе.

На лицах пилотов читалось спокойствие и уверенность, которые присущи людям, осознавшим свою значимость и свою силу. Они были готовы пожертвовать своими молодыми жизнями ради спасения Отечества и ждали только приказа…

Однако непредсказуемая действительность спутала все карты. Первые боевые вылеты ничего не давали: указанных разведкой целей обнаружить не удавалось, и самолеты раз за разом возвращались на базу. На пилотов было больно смотреть, хотя их вины в том не было. К этому добавились новые беды: их аэродром начал подвергаться внезапным бомбежкам американскими самолетами. Сами летчики не пострадали, но нескольких боеспособных самолетов лишились. В довершении прочего, до них докатилась трагическая новость: авиации противника удалось потопить самые мощные и боеспособные флагманы японского флота.

День тянулся за днем, а разведке не удавалось засечь в пределах досягаемости ни одного заслуживающего внимания, крупного соединения авианесущих кораблей противника.
Молодые пилоты с мрачной решимостью на лицах в который раз обсуждали особенности предстоящих им атак или долгими часами молчали и думали о чем-то своем. Они терпеливо ждали, когда наступит их заветный час. Именно эта неопределенность больше всего и выматывала им душу − затянувшееся ожидание превратилось для них в своего рода пытку, пытку мучительную и изощренную…

4. ХРУСТАЛЬНЫЙ ЗВОН НЕВИДАННЫХ АТАК

Первые подготовленные камикадзе в качестве орудия возмездия использовали типовой истребитель «Зеро», с подвешенной к фюзеляжу 250-ти килограммовой авиабомбой. Такое количество взрывчатки не могло гарантировать потопление крейсера, а тем более − авианосца, и потому опытные инструкторы учили их атаковать крупные цели сразу несколькими самолетами, а также добивать те корабли, которые не удалось потопить с первой попытки их товарищам.

25 октября 1944 г. пять самолетов, пилотируемых камикадзе, в сопровождении еще четырех истребителей сопровождения совершили первый удачный налет на группу американских боевых кораблей. Самолет лейтенанта Юкио Секи, командующего ударным звеном «Сикисима», спикировал на авианосец «Сент-Ло», протаранил его палубу и с ужасающим грохотом взорвался. Столб огня и дыма взметнулся на огромную высоту. Скорее всего, сдетонировал корабельный арсенал или взорвался авиационный бензин, который в огромных количествах хранился в трюмах. Второй самолет попал в палубу того же авианосца и почти в то же место, чем, в общем-то, и добил его окончательно: через полчаса объятый пламенем авианосец «Сент-Ло» пошел ко дну. Третий самолет врезался в другой авианосец, который загорелся, четвертый − утопил крейсер. Пятый самолет, похоже, промахнулся… В тот день японцы существенно повредили еще шесть авианосцев противника и много других кораблей. При этом потеряли 17 своих самолетов.

Цена казалась невысока, но главное − это заметно укрепило пошатнувшийся дух японской нации. Успешные атаки камикадзе подали призрачную надежду если уж не выиграть войну, то заключить перемирие на приемлемых условиях.

Официальный Токио незамедлительно отрапортовал о блестящей победе в судьбоносном коммюнике императорской ставки, что вызвало небывалый энтузиазм и горячий отклик в сердцах и военнослужащих, и гражданского населения. По токийскому радио стали часто транслировать песню-гимн камикадзе:

​

Незаметные песчинки,
Мы преданы стране.
За нее идем в свой
Последний путь…

И они летели в свой последний путь, не щадя своих жизней и наводя ужас на врагов, многократно превосходивших их в силе.
Знаменитый воин XVIII века Ямамото Цунэтомо так определил смысл жизни самурая: «Путь самурая – это смерть. В случае необходимости выбора между жизнью и смертью незамедлительно выбирай последнюю. В этом нет ничего сложного. Просто соберись с духом и действуй. Тот, кто выбрал жизнь, не исполнив своего долга, должен считаться трусом…»

Опытные инструкторы в полной мере осознавали психологические трудности, которые должны возникнуть у пилотов, когда те выйдут на позицию атаки. Вот текст инструкции, который должен помнить каждый камикадзе:

Представьте себе, что вы у цели. До нее совсем близко. Вы видите каждую заклепку на палубе вражеского корабля. Последние секунды... Вам кажется, что вы парите в воздухе. Перед вами возникает лицо матери. Она не плачет, нет − всё как всегда. А потом вы слышите тихий звук, такой, будто разбили хрустальную вазу. Вас больше нет.
Из других наставлений инструкторов камикадзе узнавали, что на цель следовало идти с открытыми глазами, не отводя взгляда до самого последнего мгновения. Согласно самурайским традициям, смерть должна восприниматься без каких-либо эмоций, спокойно и с улыбкой на лице. Такое отношение к собственной кончине считалось для воина не только правильным, но и идеальным.

Однако, несмотря на продуманные до мелочей инструкции и грамотно построенную систему обучения, далеко не всем пилотам удавалось поразить цель. Причин было много, вот одна из них: из-за нечеловеческого напряжения последних минут полета, сами камикадзе часто забывали привести бомбу в боевое положение, и тогда, даже при прямом попадании, она не взрывалась, а разрушения, причиненные самим самолетом, были минимальны. В первые боевые вылеты эта ошибка часто повторялась многими пилотами, и потому командирам звена вменили в обязанность отдавать приказ на активацию бомб при визуальном обнаружении целей. (Ставить бомбы на боевой взвод перед самим вылетом было нельзя по другой причине: не было никаких гарантий, что не придется возвращаться на свой аэродром − а такое случалось довольно часто. Садиться же с такой бомбой − это угроза не только пилоту, но и самому аэродрому. − Прим. авт.)
Звено летчиков-камикадзе всегда сопровождало несколько обычных истребителей, пилотируемых наиболее опытными летчиками. Они всеми силами защищали смертников от атак истребителей противника. Среди них тоже были очень высокие потери, и если половина истребителей сопровождения возвращалась на свои базы, то это считалось приемлемым. Они и сообщали командованию о результатах «специальных атак».

С самого начала в корпусе «Симпу» действовали строгие правила в отношении пилотов истребителей сопровождения: им категорически запрещалось самим применять смертельную атаку. Поэтому они страшно завидовали тем, кто шел на таран вражеских кораблей.
Несмотря на то, что все пилоты из специального ударного корпуса горели желанием отдать жизнь за императора, в бою они вели себя достаточно хладнокровно. Если не находилось подходящей для атаки цели, камикадзе не только имел право, но и был обязан вернуться на базу.

5. ЗЕМНОЙ БЫТ БУДУЩИХ НЕБОЖИТЕЛЕЙ

Личный состав корпуса специальных атак «Симпу», расквартированного на Филиппинах, вел спартанский образ жизни. Тропический климат избавлял от необходимости носить лишнюю одежду, а постоянные перебазирования с одного аэродрома на другой просто не позволяли таскать за собой лишнее. Каждый пилот имел смену белья, пару полотенец, летные карты, мелкие личные вещи и дневник – вот, в общем-то и все, что им требовалось. Всё это хранилось в небольшом чемодане, на котором обязательно была написана фамилия пилота. Не обходилось и без курьезов, которые для европейцев, несомненно, покажутся черным юмором. Например, на чемодане одного из лейтенантов была такая надпись: «Личные вещи покойного капитан-лейтенанта Наоси Канно».

Следует пояснить, что в соответствии с традициями японских вооруженных сил, погибшим в бою офицерам посмертно присваивали следующее воинское звание. При этом не забывали и об их семьях, часто жалуя им различные социальные привилегии, которые не только выделяли, но и заметно возвышали их в понимании других людей. Что же касается пилотов-смертников, гибнувших в самоубийственных атаках, то их обычно повышали на два воинских звания (посмертное присвоение званий характерно для японских традиций. − Прим. авт.)
В соответствии с европейским менталитетом, такая традиция не представляется нам значимой, однако сами японцы относятся к таким вещам совершенно иначе. Согласно древней традиции, каждая самурайская семья обязана помнить не только имена своих предков, но и их воинский чин. Поэтому надпись на чемодане Наоси Канно вовсе не представлялась его товарищам по «Симпу» мрачной шуткой.
Бытовые условия для камикадзе были такими же, как и для обычных летчиков, даже тогда, когда ожесточенные бои велись за Филиппинские острова − а тогда положение японского военного флота еще не было столь катастрофическим. По мере ухудшения общего военного положения, ухудшались и бытовые условия. Нередко приходилось размещаться в зданиях, сильно пострадавших от американских бомбежек: оконные рамы выбиты, в крыше − дыры, кругом сгоревшие развалины, воронки от бомб и кучи мусора. Воду для бытовых нужд держали в бочках из-под бензина, а спать приходилось прямо на деревянном полу… (в соответствие с древней традицией, в доме самурая всегда поддерживалась безукоризненная чистота, а сам самурай должен дважды в день принимать теплую ванну: утром и вечером. − Прим. авт.)

Командование специального корпуса никогда не слышало от личного состава жалоб на бытовые условия. Хотя, казалось бы, люди, решившие отдать свою жизнь ради благополучия нации, достойны более комфортных условий проживания в последние недели, а случалось − и дни своей службы.

По воспоминаниям очевидцев, в таких случаях летчики сами приводили здание в порядок: латали крышу, выгребали из здания мусор, мыли полы, находили и стаскивали в свою казарму соломенные тюфяки, одеяла и бамбуковые кровати (пилотами ударных звеньев и групп боевого сопровождения были только офицеры. − Прим. авт.)
Вот слова их наставника, капитана II ранга Накадзима Тадаси: «После прощальной трапезы ко мне подошел лейтенант Дои и сказал: «Я достал еще шесть кроватей и пятнадцать соломенных тюфяков. Их должны привезти сегодня… Могу я просить вас присмотреть за тем, чтобы они наверняка попали в нашу казарму?» Слова просты и бесхитростны, но они сотрясают наше мировоззрение: ведь лейтенанту Дои на тех кроватях и тюфяках уже не спать − через считанные часы он совершит свою первую и последнюю атаку на вражеский корабль.
Следует также пояснить, что трапеза, о которой упоминает Накадзима Тадаси, есть не что иное, как прощальная вечеринка пилотов-камикадзе: обучение окончено, настал их черед совершить свой последний боевой вылет. Такие вечеринки были традиционны и регулярны: личный состав корпуса специальных ударов обновлялся очень быстро − обучение, и это в лучшем случае, занимало пару недель. Еда была скудной и однообразной, но с выпивкой проблем не было: и летчики обычных соединений, и моряки, и пехотинцы часто присылали для смертников корпуса «Симпу» сакэ (традиционный японский алкогольный напиток. − Прим. авт.) и всё то, что удавалось раздобыть в условиях фронтовой жизни. С оказией передавали посылки даже из самой Японии. В повседневном же рационе ничего изысканного не было. Проще говоря, кормили их неважно. Обычно на обед летчики получали по плошке водянистого картофельного супа и рисовые шарики. По праздникам кормили лучше: к обычному рациону добавляли соленое говяжье мясо, сушеную каракатицу и сладкое бобовое желе.

Офицеры и солдаты ремонтных, технических и прочих служб, привилегиями камикадзе не пользовались, хотя все они располагались на одном и том же аэродроме. Когда после одной из вечеринок осталась лишняя порция бобового желе, ее отдали связистам. По воспоминаниям очевидцев, нужно было видеть, с каким тщанием и азартом десяток молодых солдат делили между собой ту небольшую порцию, присланную из самой Японии и по случаю доставшуюся им. Солдат кормили плохо, они постоянно испытывали лишения и даже голод, однако сутками не отходили от своих радиостанций и безропотно обеспечивали связью корпус специальных атак.

Существует расхожий миф, что камикадзе могли бесплатно получить всё, что им приглянулось: будь то выпивка, еда или даже красивая девушка. Это не совсем так. С одной стороны, действительно, любой владелец японского ресторана или магазина будет просто счастлив, если ему удастся оказать такую услугу «богу без земных желаний» (поэтическая метафора, одно из названий смертников. − Прим. авт.) И можно не сомневаться, что он не только запомнит ту историю в мельчайших подробностях, но и с гордостью будет ее пересказывать своим детям, родственникам и соседям. Примерно то же самое можно сказать и о девушках. С той лишь разницей, что распространятся об этом они не будут. Для них это тоже великая честь − подарить хотя бы час любви бесстрашному самураю, решившему отдать свою жизнь во благо всей нации.

С другой же стороны − всю свою очень короткую жизнь камикадзе проводили в казарме при аэродроме, где ни магазинов, ни ресторанов не было. Очень редко кому-то из них случалось по какой-нибудь служебной надобности оказаться в городе. Тогда − да, отбоя от предложений не было: любой японец считал за великую честь оказать какую-нибудь услугу.

Причины такого отношения к камикадзе кроются в самой культуре Японии, в традициях «Бусидо» и в отношении японцев к смерти.
Но японцы увидят своих героев вблизи только в конце войны, когда корпус «Симпу» будет базироваться в самой Японии. Камикадзе последних наборов не будут дотягивать до уровня «богов без земных желаний»: заметно упадет дисциплина, участятся пьянки и прочие недостойные выходки. Соответственно, изменится и отношение со стороны населения: такого восхищения, как раньше, уже не будет.

​

​

​

 

6. СЛЕПАЯ ЯРОСТЬ

Первые успехи корпуса специальных атак оказались впечатляющими, и потому количество ударных эскадрилий стало быстро увеличиваться. Однако уже тогда не хватало боеспособных самолетов, и их приходилось собирать по всем подразделениям морской и обычной авиации.

Кроме проблем с парком боевых машин были и другие: результативность пилотов, наспех подготовленных к «специальным атакам», была удручающе низка. Это была одна из причин, по которой большое число камикадзе не смогли не только поразить свои цели, но даже и долететь до них. В какой-то мере эта проблема проистекала из другой: Япония еще в 1942 году потеряла почти всех своих асов и опытных летчиков в ожесточенных сражениях за господство в небе. Даже в конце 1944 г. не хватало ни времени, ни ресурсов, ни сил на серьезную подготовку пилотов-смертников. Со временем эти проблемы будут только обостряться.

После первых сокрушительных налетов камикадзе, командование американского и английского флотов сделали правильные выводы: над кораблями теперь в обязательном порядке патрулировали истребители, а все свободное место на палубах занимали зенитки. При атаках камикадзе плотность зенитного огня была чудовищно высока. Задача была одна: любой ценой не допустить прорывов пилотов-смертников к кораблям. Но сделать это удавалось не всегда.

Пилоты-камикадзе оказались в очень сложной ситуации: с суши их яростно обстреливали зенитные части, в небе господствовали американские истребители, а на подлете к цели по ним открывали ураганный огонь с авианосцев, крейсеров, эсминцев и всех прочих судов. К тому же смертников учили лишь таранным атакам, а не сложным маневрам и фигурам высшего пилотажа, которые могли выполнять летчики-асы. Чему можно научить вчерашнего выпускника летной школы, где готовили пилотов по ускоренной программе, за две недели подготовки? Только самым элементарным вещам. (Ситуация с подготовкой пилотов в лётных училищах Японии была еще хуже, чем с подготовкой пилотов во время Великой отечественной в нашей стране. Как горько вспоминали наши летчики, молодых пилотов едва успевали научить взлетать и садиться, и потому такую лётную подготовку они называли «взлет − посадка». Не имея минимально достаточного опыта, такие пилоты обычно гибли в первом же бою. − Прим. авт.)

Именно два этих фактора − отсутствие лётного опыта у камикадзе и мощные системы ПВО − и приводили к огромным потерям среди лётного состава корпуса «Симпу».

Заграждающий огонь достигал такой плотности, что, по воспоминаниям очевидцев, «небо темнело». Американские моряки как сумасшедшие палили из всех видов артиллерии и стрелкового оружия − патронов и снарядов не жалели. Насколько тот огонь был прицельным, сказать трудно: беспримерно отчаянные атаки смертников вызывали у экипажей американских и английских кораблей панический ужас еще до захода тех на смертельное пике. И нередко моряки просто выбрасывались за борт, не дожидаясь финального аккорда безумной атаки − то есть сокрушительного взрыва.

Другой причиной, заметно влиявшей на результативность атак, был человеческий фактор. Это только кажется, что промахнуться по огромному крейсеру, а тем более авианосцу − невозможно. В действительности же, у пилотов было всего две апробированных методики нападения: либо заходить на пике с большой высоты и под крутым углом атаковать боевую рубку или наиболее уязвимые места верхней палубы, либо идти в атаку с бреющего полета над морем. В первом случае ставка делалась на скорость: самолет удавалось разогнать до большой скорости, чтобы прорваться через заградительный шквал огня, а во втором − на внезапность нападения, так как обнаружить самолет, едва не касающийся волн, было сложнее, чем идущего на большой высоте.

Пилотам-камикадзе было предельно сложно сохранять хладнокровие и концентрировать внимание на цели атаки, заходя на смертельное пике при ураганном огне противника, который тот открывал не только из всех корабельных стволов и зенитных батарей, размещенных прямо на палубе, но даже и из табельного оружия членов экипажа. По этой причине пилоты получали ранения или гибли от шальных снарядов, осколков и пуль еще на подлете к неистово отстреливающимся кораблям, да и просто промахивались мимо цели, оглушенные и ослепленные невиданно яростным ураганом встречного огня…

События, произошедшие в апреле 1945 г. произвели на очевидцев неизгладимые впечатления, по своим последствиям сравнимыми с тяжелым психическим шоком. Вот описание нападения на эсминец «Буш». Заметьте, это был всего лишь эскадренный миноносец, а не крейсер или авианосец, ожесточенность атак на которые была еще выше. И это был всего лишь один день из жизни неистового «корпуса специальных атак». Таких дней до конца войны оставалось еще немало.

6 апреля 1945 г. Появившиеся в небе японские самолеты неприятно поразили американских моряков своим количеством: их были сотни и летели они парами, тройками и даже поодиночке. То один, то другой самолет срывался в смертельное пике и несся прямо на оцепеневших от ужаса моряков обреченных кораблей. Во всяком случае, именно так им казалось, и именно так они потом рассказывали. Несмотря на убийственную плотность огня из всех видов оружия, самолетам, начиненным тротилом, всё же удавалось прорываться сквозь смертоносный шквал и с ужасающим грохотом взрываться на палубах кораблей. Клубы дыма взметались в оглохшее от выстрелов небо, а вспышки и пламя мощных взрывов подсвечивало те клубы адским светом, словно и в самом деле вырывавшихся из преисподней. Горело всё: и корабли, и их экипажи, и даже вода… Раскаленные куски и мелкие осколки металла, разлетающиеся далеко вокруг, разили всё на своем пути, а серая стальная пыль тонкой пленкой покрывала океанские волны…

Дольше всех везло эсминцу «Буш»: уже который час он как мог отбивался от самолетов, проносящихся высоко над ним и исчезавших где-то вдали. В начале четвертого пополудни экипаж эсминца заметил одинокий самолет, который шел на сближение. Хуже того − за штурвалом «летающей торпеды» оказался опытный пилот: он умело уворачивался от шквала сосредотачиваемого на нем огня, постоянно менял траекторию и высоту полета, то взмывал вверх, то прижимался к морю, едва не касаясь волн. Вот он последний раз выполнил «горку», набрал высоту и ринулся вниз, парализуя команду леденящим душу ревом мотора. Результат был ужасающим: взрывом снесло камбуз, прачечную, лазарет и ремонтную мастерскую. Эсминец пылал, а системы пожаротушения у него уже не было…

Многие очевидцы подобных нападений указывали потом на одну характерную особенность таких атак: при подлете к цели, когда пилоту удавалось выбрать правильную траекторию смертельного пике, а самолет уже неотвратимо несся на столкновение с кораблем, они вдруг слышали душераздирающий вой. Хотя саму причину того воя не понимали. Причина же заключалась в том, что согласно древнему японскому поверью, привлечь к себе внимание ками − воинственных покровителей Японии, можно было сильным стуком, звоном, грохотом и тому подобными резкими звуками. Тогда ками поможет самураю победить. Но так как у пилота была только одна возможность привлечь к себе внимание покровителей Японии − включая форсаж, реветь в последние секунды запредельными оборотами двигателя, то именно этот вой моряки и слышали. И означал он одно: камикадзе уже видел место, в которое врежется, и, значит, до взрыва оставались считанные секунды.

…Для оказания помощи подошел другой эсминец. Его экипаж снимал с борта «Буша» раненых и оказывал всемерное содействие в борьбе с пожаром. Тогда казалось, что не всё еще потеряно. Но с севера уже приближалось еще полтора десятка японских самолетов, свои же самолеты прикрытия неожиданно и без всякого предупреждения уши на юг. Американские корабли остались один на один с неустрашимыми камикадзе. Несмотря на ураганный огонь, пилоты-смертники хладнокровно выбрали себе цели и ринулись в последние пике. Один из самолетов неотвратимо несся на горящий эсминец «Буш». Взрыв почти расколол корпус судна надвое, а черные клубы дыма взметнулись до небес. Корабль все еще сохранял плавучесть, хотя был изуродован двумя точными попаданиями до неузнаваемости. Бороться с пожаром было уже бессмысленно, да и некому: после двух попаданий оказалось много убитых и еще больше раненых.

Вечером появился еще один японский самолет. Он спокойно облетел горящий корабль, облюбовывая себе место для смертельной атаки. Моряков, наблюдавших за его маневрами, охватил ужас: они понимали, что обречены погибнуть вместе с японским камикадзе. Летящая смерть с жутким надрывом двигателя неслась прямо на них… Не дожидаясь неминуемой катастрофы, моряки в панике прыгали в море. После взрыва самолета корпус эсминца раскололся пополам, а корма и нос в последний раз приподнялись над водой…

Похожий психоз наблюдался и на других американских кораблях, даже тех, которые не получили серьезных повреждений: при приближении самолетов камикадзе, моряки в ужасе выбрасывались за борт, забывая надеть спасательные жилеты. Оказаться в море представлялось им спасением по сравнению с тем животным ужасом, который охватывал их при приближении сумасшедших фанатиков, ни во что не ценящих ни свою, ни тем более их жизни.

Луна, выглядывающая сквозь клубы густого черного дыма, еще долго освещала поверхность моря, усеянного обломками, трупами и еще живыми людьми, которые уже не понимали, ни что им делать, ни куда плыть… Большинство людей, оказавшихся за бортом в результате охватившего их психоза, погибли.

Искореженные и догорающие эсминцы представляли собой жалкое зрелище: в результате массированного налета много кораблей были потоплено, а по крайней мере пятнадцать эсминцев были надолго выведены из строя. Тут и там можно было видеть изувеченные корабли с наполовину снесенными надстройками, языки пламени и клубы дыма, вырывающиеся из проломов и пробоин в палубах, сгоревшие остовы самолетов и их обломки, горы трупов и еще большее количество раненых…

В ходе боев за Окинаву налеты камикадзе достигли своего пика: в тех самоубийственных атаках участвовало 1465 самолётов. В общей сложности, американский флот потерял тогда 26 кораблей, а 225 были серьезно повреждены, в том числе и 27 авианосцев. Таких потерь американский флот не имел ни в одном сражении за всю свою историю.

В битвах за Окинаву американцы в полной мере познали ярость «божественного ветра», который им представлялся сокрушительным ураганом. Не забыть им ни тех покореженных, оплавленных остатков своего флота, ни того животного ужаса, который им внушили бесстрашные камикадзе…

Кроме убитых и раненых в сражениях за Окинаву у флота США появились и ранее никогда не встречавшиеся проблемы: среди моряков резко возросло количество психических заболеваний, безнадежно снизилась моральная устойчивость тех, которым удалось пережить те памятные налеты. Многих из них пришлось списывать на берег, в лучшем случае − переводить на другие кораблями, что заметно отразилось на боеготовности американского военно-морского флота. И в какой-то мере американцам еще повезло: две трети самоубийственных атак не достигли своих целей − в противном случае потери флота были бы еще более тяжелыми (приводят и другие цифры: до 80−90% атак оказались нерезультативными. − Прим. авт.)

Любопытно описание встречи над Окинавой звена камикадзе и звена американских истребителей. После того, «как Хеллкэты» атаковали тяжело нагруженные «Зеро», тем ничего не оставалось, как сбросить бомбы и приготовиться к таранной атаке. Японские пилоты вообще не имели опыта воздушных боев, и потому лучшее, что они еще могли сделать, это протаранить противника. Американцы легко сбили два «Зеро», а командир звена смертников − чудом один «Хеллкэт». И тут случилось неожиданное: один из американских истребителей почему-то решил идти в лобовую атаку. Летчик-камикадзе охотно согласился с таким предложением. Самолеты мчались навстречу друг другу с ужасающей скоростью, но в последний момент нервы у американского летчика не выдержали: «Хеллкэт» отвернул в сторону и позорно бежал. Видимо, он всё же понял, что кого-кого, а камикадзе на испуг не возьмешь…Следом за ним удрал и его звеньевой.

В боях за Окинаву корпус специальных атак понес невосполнимые потери: кроме гибели большого числа наспех подготовленных камикадзе всё острее чувствовался недостаток боевых самолетов, боеприпасов, продовольствия, запчастей, горючего и многого другого, что требовалось для продолжения войны. Лётная подготовка новых камикадзе вообще не выдерживала никакой критики…

После сражения на Окинаве, положение с боевыми машинами стало катастрофическим, и потому стали использовать всё, что могло оторваться от взлетной полосы и нести боевую нагрузку, включая неповоротливые бомбардировщики, которые становились легкой добычей американских истребителей. Доля удачных атак камикадзе и без того была невысока, теперь же стала еще меньше.

Летом 1945 г. приток добровольцев в корпус «Симпу» значительно уменьшился, и командование начало оказывать на пилотов неявное давление − например, раздавая им именные анкеты. Потомки самураев оказались перед трудным выбором: или записываться в камикадзе и становиться героями, или признавать себя трусами. Многие открыто возмущались такими уловками и не сразу успокаивались и смирялись со своим положением. Но через день-другой всё входило в обычную колею, а через неделю уже рвались в бой (идеологическая работа в корпусе «Симпу» была поставлена хорошо. − Прим. авт.)

7. ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ

У корпуса камикадзе быстро сформировались собственные обычаи и ритуалы. Иначе и не могло быть: их жизнь была слишком скоротечна.

Кроме трех лепестков сакуры, выбитых на пуговицах их летной формы, пилотов-смертников отличали белые головные повязки-хатимаки (в данном случае белый цвет означал непреклонность намерений. − Прим. авт.)

Правда, под летными шлемами их практически не было видно, но это не меняло сути дела: это был самый яркий, самый известный и самый эффектный символ принадлежности к элите особого рода. Обязательным элементом на таких повязках являлось изображение красного солнечного диска, что повторяло основной графический элемент государственного флага Японии.

Что касается черных иероглифов, то здесь не было единодушия. Надписи были разные: «Божественный ветер» (камикадзе), «Обязательно победить!» или, например: «Семь жизней за императора!» (Когда-то такие повязки, но без надписей, носили воины-самураи феодальной Японии для того, чтобы они впитывали пот, а волосы не попадали в глаза. − Прим. авт.)

По окончании обучения для пилотов устраивали небольшое застолье, где они могли напоследок вкусно поесть, выпить немного сакэ, попрощаться со своими товарищами и теми офицерами, которые их обучали, а также вспомнить старинные самурайские песни (но могли и отказаться от выпивки, если считали, что это может затруднить им выполнение возложенной на них миссии. − Прим. авт.)

В таких случаях стол был застелен белой скатертью, без каких-либо рисунков и прочих изысков (в японской культуре белый цвет символизирует смерть. − Прим. авт.)

От имени командования каждому камикадзе вручали малый самурайский меч в парчовых ножнах. Меч был именным, и каждый камикадзе брал его в свой последний полет: по многовековой традиции самурай должен принимать смерть, имея при себе оружие. Многие камикадзе перед последним полетом в лучших самурайских традициях сочиняли предсмертные стихотворения. Они были такими же короткими, как и их жизни.

Что же касается подносимой им чашке сакэ, то летчики ее пили стоя, в единой шеренге, непосредственно перед боевым вылетом. Это было обязательной и неукоснительно соблюдаемой традицией, поэтому отказаться от последней «чарки» они были не в праве.

Другой неукоснительно соблюдаемой традицией было оставление для своей семьи пряди волос и обрезков ногтей (точно такая же традиция существовала в армии, авиации и флоте задолго до формирования корпуса специальных атак. − Прим. авт.) И то, и другое помещали в простенькую шкатулку без всякой отделки или окраски. Всё это, а также личные вещи камикадзе и его предсмертное письмо командование корпуса «Симпу» передавало его семье.

В последний полет пилоты брали с собой фото и подарки любимой женщины: матери, сестры, возлюбленной… Нередко брали с собой и японский флаг. Камикадзе были очень суеверны и потому имели при себе различные амулеты, приносящие удачу. Как показала жизнь, они не зря беспокоились об удаче: очень многие пилоты были сбиты и не смогли довести свою миссию до конца. Некоторые летчики брали и медные монетки, чтобы расплатиться ими за переправу через реку, лежащую на пути в царство мертвых. Впрочем, за плату через ту реку они могли не беспокоиться: им предстояло превратиться в богов. (Согласно представлениям синтоизма, после своей смерти камикадзе становились военными божествами, духами-покровителями страны. − Прим. авт.)

Крайне важным для летчиков-смертников было и то, что медные таблички с их именами устанавливались в одном из самых почитаемых и известных синтоистских храмов Японии − в храме Ясукуни.

Об «авторитетности» того храма говорит следующий факт: общенациональный и весьма почитаемый японцами праздник цветения сакур объявлялся только тогда, когда она распускалась на территории храма Ясукуни. Но гораздо важнее другое: по японским поверьям, именно в том храме обретали свое последнее пристанище души воинов. Считается, что души смертников покоятся именно там. Вот потому перед посадкой в самолет смертники и говорили друг другу ритуальную прощальную фразу: «До встречи в храме Ясукуни!»

Важным для них представлялось и то, что жертвенный подвиг во имя спасения всей японской нации благоприятно скажется не только на их близких родственниках, но и на их далеких потомках.

К этому следует добавить, что символом корпуса специальных атак являлась хризантема. И это тоже повышало их социальный статус: хризантема являлась символом императорского дома Японии.

Что же касается социальных привилегий и материальных благ, то права и льготы смертников, а также членов их семей, были законодательно оформлены только к концу войны.

8. ЯПОНСКИЙ СЧЕТ

Последним американским кораблем, потопленным с помощью летчика-камикадзе, стал эсминец «Каллаген». Это произошло 29 июля 1945 года.

К тому времени положение отчаянно сопротивляющейся Японии было безнадежным. Положение было много хуже, чем при вторжении орды неистового Хубилая: военно-морские орды США и Великобритании на тот момент были сильнейшими на планете. И тем не менее, самураи не желали сдаваться, демонстрируя изумленному миру несокрушимость своего воинственного духа.

С одной стороны, это сильно раздражало союзников антияпонской коалиции, а с другой − выставляло их в неприглядном свете: образно говоря, сокрушительная военная машина сражалась с несокрушимым самурайским духом. Если самураи будут так же бесстрашно сражаться и дальше − а как свидетельствовала история, по-другому они воевать не умели − то авиации, флоту и наземным войскам англо-американской коалиции придется превращать в руины все японские города, примерно так, как в развалины уже превратили большинство городов поверженной Германии. При этом, по их собственным прогнозам, потери союзников в битвах за Японию могли быть огромны − до 1 млн. солдат и офицеров.

Случай в истории небывалый: военной мощи двух сильнейших в мире держав оказалось недостаточно, чтобы сломить самурайский дух разоренной и истекающей кровью страны. Вот тогда-то Япония и подверглась атомной бомбардировке. И как нетрудно догадаться − с самой гуманной целью: чтобы сохранить тот умозрительный миллион жизней американцев и англичан. Хотя никакой военной необходимости в применении оружия массового поражения не было: чудовищное по силе разрушения оружие было абсолютно неадекватно военным возможностям обескровленной Японии.

Однако даже испепеленная атомным взрывом Хиросима не принесла союзникам победы. Чтобы принудить императора Хирохито к капитуляции, потребовалось испепелить и Нагасаки. Ну а заодно, бравые американцы посчитались и за позор Пёрл-Харбора, и за потопленные корабли, и за тот ужас, который наводили на них отчаянные камикадзе. Более бесславной победы в истории человечества еще не было…

6 августа 1945 г. США сбросили на Хиросиму первую атомную бомбу. Город был разрушен, 200 тыс. человек убито и ранено.

9 августа 1945 г. США сбросили на Нагасаки вторую атомную бомбу. Треть города была разрушена, 75 тыс. жителей было убито и ранено. Кроме жертв и разрушений тот взрыв сопровождался странным знамением: бомба взорвалась как раз над самым большим в Японии католическим храмом Уракамитэнсюдо, и его оплавленные стены жутко смотрелись на фоне ужасающих разрушений (взрыв был воздушным, а не наземным. − Прим. авт.)

9 августа 1945 г. СССР начал военные действия против Японии. Мотив такого решения понятен: представился удобный случай вернуть Южный Сахалин. (С 1855 г. Сахалин находился в общем владении России и Японии, с 1875 г. − только России. В 1905 г. Южный Сахалин, после поражения России в Русско-японской войне, отошел к Японии, в 1945 г. он был возвращен и включен в состав Российской Федерации. − Прим. авт.)

15 августа 1945 г. Япония капитулировала. Как только это стало известно адмиралу Ониси, он без колебаний совершил харакири-дзюнси: примириться с позором поражения его самурайская душа не могла.

Адмирал Ониси оставил прощальное письмо:

Я желаю выразить свою глубочайшую признательность душам смелых воинов, совершивших специальные атаки. Они отважно сражались и умирали с верой в нашу конечную победу. Смертью я желаю загладить свою долю вины за то, что мы не сумели добиться победы. Я извиняюсь перед душами погибших летчиков и их осиротевшими семьями… Помните и гордитесь тем, что вы японцы. Вы являетесь сокровищем нации. Со всем пылом духа камикадзе боритесь за процветание Японии и за мир во всем мире.

В тот же день адмирал Угаки приказал подготовить к полету 3 самолета. Когда он с самурайским мечом вышел на перепаханное взрывами летное поле, там стояло 11 бомбардировщиков с запущенными двигателями − все, что осталось от 5-го воздушного флота, командующим которого он был только что назначен. Многие офицеры хотели отправиться со своим командующим в последний полет. И сколько он их не отговаривал, они не изменили своего решения.

После короткой церемонии прощания в воздух поднялись все 11 машин, но 4 были вынуждены вернуться из-за неполадок с двигателями. Группу из семи бомбардировщиков вел сам адмирал Угаки. Это были остатки того самого воздушного флота, в составе которого сражались и гибли камикадзе. Солдаты и офицеры, оставшиеся на земле, проводили взглядом последнюю эскадрилью корпуса «Симпу» и теперь поддерживали с ней связь по радио.

Одним из последних сообщений было прощальное послание адмирала Угаки:

Я один виноват в том, что мы не сумели защитить родину и уничтожить дерзкого врага… Я намерен атаковать врага возле Окинавы, где мои люди опадали, подобно лепесткам сакуры. Там я протараню самоуверенного противника и уничтожу его в духе традиций Бусидо, с твердой верой в то, что Япония вечна... Банзай!

Сигнал становился всё слабее. Последнее, что смогли разобрать оставшиеся на аэродроме солдаты и офицеры, были скупые доклады пилотов о том, что они видят цели и начинают свои последние пике…

Так закончилась история «корпуса специальных ударных атак «Симпу», − самого необычного формирования, когда-либо создаваемого на флоте. Однако жизни летчиков-камикадзе, отданные за победу, переломить ход войны не смогли.

В свой последний полет отправились и не вернулись 2525 летчиков-камикадзе (в армии подготовили 1387 смертников, но в это число входят и те, кто к авиации никакого отношения не имел. − Прим. авт.)

На долю камикадзе пришлась пятая часть нападений на корабли ВМС США и почти половина тоннажа американских военных и транспортных судов, потопленных за годы Второй мировой войны на тихоокеанском театре военных действий.

Яростные атаки камикадзе продолжались менее 10-ти месяцев, однако достигнутый результат был весьма значимым: они потопили 97 и повредили 89 кораблей противника (приводится по книге «Божественный ветер» японских авторов Иногути и Накадзима, которые во время войны служили в корпусе специальных атак «Симпу». − Прим. авт.)

После окончания войны Соединенные Штаты огласили свою версию потерь: камикадзе потопили 34 американских корабля, еще 288 получили серьезные повреждения. Впрочем, что касается цифр, то существует множество версий, касающихся количества пилотов-камикадзе и потопленных или поврежденных ими кораблей.

Ни японская, ни американская статистика не внушают доверия. Правда, по разным причинам: японские данные о результатах атак основаны на боевых рапортах пилотов сопровождения и воздушной разведки, что точностью отличаться не может. Американские же данные, судя по всему, отражают уязвленность их имперского мышления: и спустя много лет не могут они признать того, что в честном поединке их военная машина не смогла одолеть самурайский дух. И потому пришлось выжигать тот пресловутый дух даже не каленым железом, а атомными бомбардировками…

Но, похоже, двух атомных бомб оказалось маловато: по джунглям Индонезии и Филиппин еще долго бродили самураи, не желающие сдаваться. К примеру, унтер-офицер Идзуми со своим отрядом совершал военные вылазки в джунглях Филиппин вплоть до 1974 года…

9. НАШ ДУХ ЕЩЕ ВЕРНЕТСЯ…

Японцы считают, что в храме Ясукуни все равны: и старшие начальники, и простые самураи. Поэтому в подписях авторов писем опущены их воинские звания: в той, другой жизни звания не имеют значения.

Из писем пилотов, написанных ими перед последним вылетом:

Я гораздо больше беспокоюсь не о том, что умру, а о том, сумею ли наверняка потопить вражеский авианосец… Хотя мое тело исчезнет, мой дух вернется домой и останется с вами навсегда. /Сусуму Кадзицу/

***

Дорогой отец,
Узнав, что подходит мое время, я закрываю глаза и вижу перед собой твое лицо, лица матери, бабушки и своих близких друзей. Меня воодушевляет мысль, что все вы желаете, чтобы я был смелым. И я буду! Буду!.. Одна неудача в нашей истории не означает гибели нации. Я молюсь, чтобы вы жили долго… Самурай будет защищать свою родину, не щадя жизни. /Тэруо Ямагути/

***

Дорогие родители,
…Это мой последний день. Судьба нашей родины зависит от решающей битвы, которая развернется в южных морях, и где я опаду, подобно сияющему белизной цветку сакуры. Думайте обо мне и знайте, что ваш Исао умер за свою страну. Это мое последнее желание и больше мне нечего хотеть. Мой дух еще вернется, и будет ждать вашего визита в храме Ясукуни. /Исао Мацуо/

***

…Человек смертен. Смерть, как и жизнь, вопрос случая. Однако судьба тоже оказывает влияние. Я совершенно уверен, что в завтрашнем бою покажу себя. Сделаю все возможное, чтобы спикировать на вражеский корабль и протаранить его, и таким образом выполнить свой долг перед империей. Настало время уходить мне и моему другу Наканиси. Нам не о чем жалеть. Каждый человек обречен уйти в свое время. /Дзун Номото/

Приписка другим почерком:

Дорогие родители,
Эти слова пишет мой друг на куске бумаги, на крыле моего самолета. Здесь нет места печали и унынию. Мои взгляды не изменились. Я спокойно исполню свой долг. Слова не могут выразить мою благодарность вам. Я надеюсь, что когда я нанесу удар по противнику, то хотя бы в малой степени отплачу за все то чудесное, что вы сделали для меня… Мое последнее желание, чтобы мои братья получили хорошее образование. Пожалуйста, позаботьтесь об этом. Я знаю, что моя сестра будет хорошо обеспечена, потому что вы заботились о ней, как обо мне. Я благодарен своим чудесным отцу и матери. Я был бы удовлетворен, если бы мои последние усилия послужили платой за то наследие, которое оставили нам наши предки. Прощайте! /Дзун/

***

Из письма Итидзо Хаяси, христианина:

Дражайшая матушка,
Я верю, что вы пребываете в добром здравии… Половина нашего отряда сегодня улетела к Окинаве, чтобы спикировать на вражеские корабли. Все остальные улетят в течение 2 или 3 дней. Вероятно, наша атака состоится 8 апреля, в день рождения Будды… Пожалуйста, не печальтесь обо мне, матушка. Смерть в бою принесет славу… Я рад, что смогу умереть в битве, которая определит судьбу нашей страны. В наш последний полет мы отправимся в обычной летной форме и головных повязках с восходящим солнцем. Белоснежные шарфы придадут нашей внешности определенный шарм… Я захвачу с собой флаг с восходящим солнцем, который вы мне дали. Я возьму вашу фотографию с собой в кабину во время последнего вылета, матушка, и также снимок Макио-сан… «Я живу с мечтой, которая завтра унесет меня с земли»… Матушка, я не хочу, чтобы вы горевали о моей смерти. Я не буду отговаривать вас плакать. Пойдите и поплачьте. Но, пожалуйста, поймите, что я умер ради лучшего, и потому не горюйте обо мне… Я прожил счастливую жизнь, потому что многие люди были добры ко мне. Я часто размышлял, почему. Было утешением думать, что у меня были какие-то заслуги, благодаря которым я заслужил эту доброту. Было бы трудно умереть с мыслью, что у тебя не было ничего в жизни. Прощайте. /Итидзо /

Когда вылет был отложен, летчик добавил к письму приписку:

Я лежал на клеверном поле и вспоминал дом. Когда я вернулся в казарму, друзья сказали мне, что я пахну клевером, и потому напомнил им о доме и матерях… Цветы вишни всегда опадают. Каждое утро я умываюсь в соседней речке. Она напоминает мне речушку, усеянную лепестками вишни, которая была у нас дома… Судя по всему, мы полетим завтра, поэтому годовщина моей смерти будет исполняться 10 апреля. Если вы отслужите по мне заупокойную службу, я хотел бы, чтобы за ужином вы были счастливы. /Итидзо Хаяси/

Вылет был отложен еще раз, и летчик получил возможность приписать:

Я думал, что этот день станет последним, но, как это часто бывает в жизни, нельзя быть уверенным ни в чем. Уже вечер 11 апреля, но это все еще не мой день. Надеюсь, что сегодня я был фотогеничен, потому что у нас побывали несколько операторов кинохроники, они снимали нас для специальных выпусков. Позднее нас приветствовал главнокомандующий Объединенным флотом, который сказал мне: «Пожалуйста, сделайте все, что сможете». Для меня великая честь, что он говорил с такой ничтожной персоной, как я. Он убежден, что судьба страны находится в наших руках. Завтра я протараню врага и не промахнусь. /Итидзо/

***

…Я обыкновенный человек и надеюсь, что не буду ни святым, ни негодяем, ни героем, ни дураком, просто человеком. Мы с радостью послужим нации в развернувшейся жестокой борьбе. Мы будем таранить вражеские корабли, лелея надежду, что Япония была и будет местом, где будет позволено жить только любящим семьям, храбрым женщинам и прекрасной дружбе… В чем наш долг сегодня? Сражаться. В чем наш долг завтра? Победить. В чем наш долг ежедневно? Умирать. /Хэйити Окабэ/

Подобно цветам сакуры
По весне
Пусть мы опадем,
Чистые и сияющие.

***

…По весне
Пусть мы опадем,
Чистые и сияющие.

*** ***

…Пусть мы опадем,
Чистые и сияющие.

*** *** ***

…Чистые и сияющие.

*** *** *** ***

Тысячи жизней молодых пилотов, сгоревших в пламени яростной войны, победы не принесли.

10. ВМЕСТО ЭПИЛОГА

После окончания той войны прошло много времени, и Япония залечила полученные раны. Так же как и раньше, тысячи люди приходят помолиться в самый почитаемый в стране храм Ясукуни. Так же как и раньше они видят живущих там сотни белоснежных голубей. Эти голуби олицетворяют миллионы воинственных душ ками, погибших в нескончаемых войнах, хотя Ясукуни называют храмом мира в стране, а не войны. Парадокс…

Так же как и раньше доносятся звонкие хлопки в ладоши и гулкие удары друг о друга деревянных палок: это синтоистские монахи пытаются разбудить ками и привлечь их внимание к своим молитвам. Религия синто полна богами войны, а вот бога или богини любви в ней нет. Очередной японский парадокс…

Впрочем, Япония соткана из множества парадоксов. И так же как голуби олицетворяют души ками, так и страна Восходящего Солнца олицетворяет собой торжество духа над материей. В этом ее главное достояние, а не в деньгах, как у прагматичного Запада.

Католический храм Уракамитэнсюдо в Нагасаки давно восстановлен и там давно возносят свои молитвы за мир и благополучие людей. А вот когда будет восстановлено доверие к Соединенным Штатам Америки, не знает никто. Молчат и христианские боги, и синтоистские… Также как нет ответа и другой вопрос: за что разгневались боги-хранители Японии и почему допустили победу иноземных врагов над гордыми потомками непобедимых самураев?